« назад, в читальный зал
Мелодьев Мартин
КАК ПО НОТАМ
МУЗЫКАЛЬНЫЙ МОМЕНТ
(соло для роялиста без оркестра)
На музыкальном языке,
где бровь зовут легато –
как аллигатор на песке, разлёгся нотный
стан…
Скрипичный ключ, басовый ключ
и, рядышком, три брата:
маркиз Бемоль, аббат Диез и гражданин Бекар.
Ах, музыка! Ах,
музыка: на три четвёртых такта.
–
Ах, белых клавишей бурун на рифах чёрных скал.
Маркиза гнул радикулит,
аббата жгла
простата
–
и, объявив прогнившим строй, их отменил Бекар.
На музыкальном языке
такие штучки-дрючки
не могут кончиться
добром… печален был конец.
У нотоносца на песке
лежат как
закорючки, полузанесены песком …Бекар …Бемоль …Диез.
1995
ТОКАЙСКИЙ ВАЛЬС
Пятипалый листок
на невидимых
миру качелях
закачался у глаз перед тем, как упасть на ладонь
жёлтой бабочкой осени, ломким хрустящим печеньем:
дар янтарных
небес, отшлифованный ветром огонь.
Вот и выдан диплом.
С
окончанием школы балета.
Золотая печать и пяток неразборчивых
строк. Лёгкий крап…
как на жёлтой рубашке валета.
Невесом
– до сих
пор пахнет летом осенний листок.
Мой залётный дружок,
залетевший ко мне из России!
Расскажи мне о той, для которой и пишется вальс.
Я
тебя опустил бы в почтовый,
в тот самый, в тот синий –
только адрес не раз, и не два,
и не три поменялся у нас…
Ты ещё молодой! Ты не знаешь как
всё это было.
Тёмный вечер и дождь…
Боже, как это было давно.
Я её так любил! И она меня так не
любила! Что и вспомнить смешно,
и не вспомнить, конечно, грешно. |
|
ЛИМОЖСКАЯ ЭМАЛЬ
Колер времени, хоть едва ль
им облюбован единый жанр,
оказался
присущ эмалям
больше, нежели витражам.
Сквозь коричневый лак
присадок проступает синюшность рож,
руки нищих и проституток
зазывают меня в Лимож,
где, расставлены как по нотам,
улыбаясь
безгубым ртом,
за решётчатым переплётом ста окон,
неприступны как остров Мальта,
неуклюжи как птица Рух
–
спят
фигурки: цветная смальта
и над некоторыми
– круг.
1996
* * *
Минуты нечаянной лени,
вокруг — хоровод ветерков,
а в небе летели тюлени,
принявшие вид облаков.
Большими телами летели,
и не было им тяжело,
и солнце их белые дрели
горюче, играючи жгло.
А тени их тёмные
длинны, как
будто сбежавшие с нар,
где крутят живые картины,
терзая волшебный фонарь.
И век бы сидеть в
холодочке, и
чтоб ни былого, ни дум,
ни строчки, ни ручки, ни точки…
А тучи летят наобум.
2015
* * * «Новоси-б-р-р-ск?» — поморщатся
брюзги. Бесспорно, есть стариннее места. Есть города, пошедшие
с избы, а этот начал строиться с моста. Новосибирск! Я старый
твой ландскнехт, я жил на Башне, город сторожил я, и тополиный
пух летел как снег, и были длинны осени и зимы, дымы и трубы…
Много есть примет, в Новосибирске, что неизгладимы.
1985 |
|