Сара-Мария ГРАНИК

       Родилась в 1982 году в г. Тюмени, окончила филологический факультет Тюменского государственного университета, является членом Союза журналистов России и Тюменской области.
    Первая книга автора «PRO MEMORIA», вышедшая в 2007 году и включившая в себя такие повести, как «Мой Пух» и «Детство с улицы Казанской», стала лауреатом Всероссийского конкурса АСКИ «Лучшие книги года» (2007) в номинации «Лучшая книга для детей и юношества», а также номинантом на литературную Премию П.П. Бажова.
    Сегодня автор предлагает читателю новое произведение – Девочка, бабушка, Пикассо, определяемое им как «детская повесть для взрослых».

      «Каждый вечер сажусь на антисанитарную кровать и глажу ее горб, представляя, что это горб верблюда. Получается очень похоже, она пускает губами воздух, наполняя им морщинистые щеки. Мы сидим, окутанные сумерками, водянистые очертания предметов колышутся на потолке, как в том шаре, обернутом в чулок, в котором стоят, опираясь на стул, две девочки.
     Эта Убогая обожает свой шар и никому его не дает, особенно Бабушке. Словно в шаре есть какая-то тайна! А на самом деле просто девочки, а сзади рама с улицей и снегом. Снег и улица не настоящие, а натянутые на раму. Разве можно стоять в одних платьях среди снега и не мерзнуть? А вот они стоят. Поэтому в раму совершенно нельзя верить всерьез, такой это смешной обман…»

    Образ шара равнозначен целостному образу мира и прошлого, отсюда сквозная тема балансира и равновесия, как на картине Пикассо «Девочка на шаре».
    В основе сюжета повести лежит жизнь, сотканная из калейдоскопной череды зарисовок-глав, трех женщин разного возраста.
    Уникальность атмосферы повести в стремлении показать не просто мир взрослых, в который весьма органично вписан ребенок, но «бабий мир», крушение которого становится кульминацией произведения.  

Право же, когда Ломоносов пророчествовал о том, что богатство земли российской прирастать будет Сибирью, вряд ли он думал о литературе. Мы, живущие небогато и через триста лет после высказываний холмогорского пророка, вынуждены, однако, гордиться именно словесностью – больше похвастать нечем. Разве что областью балета, да и та теперь тоже куда-то отдрейфовала, как веселый берег в "Андеграунде" Кустурицы.

А что, разве не так, разве не с нашего берега Астафьев, Распутин, Шукшин, а в последнее время – Скакун и Граник? С нашего. Берег, правда, большой, а список мой, хоть и неполный, – маловат, зато надежен. Никаких авансов: три бриллианта и два алмаза чистой воды, пусть пока еще и в обработке.

В том, что тридцатилетняя писательница – именно писательница (в том, самом главном значении этого слова, которое еще совсем недавно придавалось ему в "самой читающей стране"), а не литератор, не беллетристка, не постмодернистка, не тому подобные вроде как синонимы – Сарра-Мария Граник – еще не бриллиант, но алмаз чистой воды, у меня нет ни малейших сомнений. Надеюсь, их не будет и у всех, кто прочтет вышедшую в новосибирском издательстве "Свиньин и сыновья" повесть "Девочка, Бабушка, Пикассо".

Названная книга – не дебют тридцатилетней писательницы. Она уже успела издать несколько детских вещей и получить за них литературные премии и отличия. Да, собственно, и "Девочку, Бабушку..." тоже уже отметили в Тюмени, где живет Сарра-Мария.

О чем эта повесть? О времени и о себе? Конечно, хотя степень автобиографичности ее вполне может быть и не столь уж высокой. О быте – прошлом, советском, но и о теперешнем, ибо, по словам поэта, "мы всегда так живем"? Разумеется. Но больше все-таки – о бытии, том самом, нашем, что определяет сознание, однако разумению поддается с трудом.  О людях, живущих несмотря ни на что, или лучше сказать: выживающих вопреки. Даже, черт возьми, не во имя, а вопреки – как трава. Под Пикассовой птичкой, абсолютно недоступной в поднебесье и совершенно символической на фоне конкретных полуоживших и вовсе  мертвых булыжников, меж которыми, изламываясь, как бродячие синие акробаты, мы все и живем, вырастая, колготясь и колотясь, дряхлея и помирая. Артисты!..

Вот о нем, об артистизме уродства, таком привычном, таком всегдашнем – от колыбели до погоста, о красоте кошмара наших некоммуналок, где ясным глазам дитяти предстают сумасшедшие старухи, спившиеся интеллигенты, неустанно трудящиеся на благо народа чиновники, короче сказать, о любви во время чумы (а разве бывает другая любовь?) – и рассказывает тридцатилетняя писательница в своей повести.

Я бы даже сказал: не рассказывает, а показывает, ибо "остранение" здесь – не прием, оно тотально, оно проникает и пронизывает все и вся. На него, на "остранение", как камешки на нитку, нанизываются пейзажи и персонажи, чувства и поступки, нормы и аномалии, русские и евреи, скандалы и "чувства добрые", "пробуждения лиры" и "сумерки богов"...

У Гюго, в романе "Человек, который смеется", Урс – то ли бродячий артист, то ли бог, то ли добрый демон, – заметив чувство, возникшее между опекаемыми им слепой девушкой и изуродованным компрачикосами юношей, произносит фразу, которая могла бы быть самым точным эпиграфом к повести Сарры-Марии Граник. Он говорит, повторяя и пародируя Христа: "Любите друг друга, скоты!"

Вот об этом, о любви-ненависти двух, вероятно, с молодости соперничающих между собой старух-сестер, растящих (когда? – всегда: в семидесятые, восьмидесятые, а может, в девяностые или десятые!) пятилетнюю девочку, чьими глазами мы видим все происходящее, и рассказывает повесть о внучке, для которой мир – это хрущевка с  десятком фланирующих в поле зрения ее обитателей – алкашей и просто сиротин, о Бабушке – богине-праматери убогого и все-таки обустроенного (как бы нам бы наконец бы обустроить Россию, Александр Исаевич?) мирозданья, только-только приоткрывающегося разумению ребенка, и об Этой Убогой – горбатой и сумасшедшей Бабушкиной сестре, находящейся почти до самого конца истории на воле в состоянии ремиссии и забивающей своей вонью ароматы Бабушкиной амброзии, вызывая почти непрестанно гнев сего иудейского Господа в юбке...

В общем, читатель, пред тобой трагикомедия, вещь ироническая, вещь, исполненная черного юмора, печальная пародия на книгу Бытия, этакий постскриптум к Библии, нет, новое начало после окончательного отшествия Христова (вместо обещанной евангелистами попытки намбе ту). И согласно этой попытке, этой грани (к) – Един, Един Бог Иудейский, и Он – Бабушка (всегда с прописной буквы), а дух – не Бог,  не свят – провонял Этой Убогой, ну а третья ипостась – не смешите меня... Она-то, третья ипостась, можно думать, и рассказала всю эту историю. Всю эту немножко претенциозную, но, в сущности, такую простую и правдивую историю, в которой печали больше, чем радости, но любовь оказывается сильнее самолюбия, равнодушия и даже смерти. Потому что дух, даже если он и не свят, и убог, и отдает старческим, давно не мытым телом, все равно бессмертен – он дышит, пока дышим мы, родства не забывшие.

Прочтите эту повесть, великолепно написанную Саррой-Марией Граник, превосходно проиллюстрированую Еленой Коробейниковой, отлично – в карманном формате и твердом переплете – изданную "Свиньиным и сыновьями" и предназначенную всем нам, постсоветским гражданам, еще не разучившимся видеть, слышать и сочувствовать, вне зависимости от возраста, образования и вероисповедания... Ведь постсоветские же мы!..

Рецензент: Распопин В. Н