Исторический роман «Неприятие крови», происходит во времена военные, а именно - в период 30-летней войны (1618-1648 гг.), первой всеевропейской войны в истории.
     Герои романа вовлечены во всеобщее сумасшествие, от которого невозможно скрыться ни в водах Северной Атлантики, ни в гренландских льдах.

        30-летняя, первая всеевропейская (читай - мировая) война. Восемь наемников, сражающихся на стороне Империи, восемь солдат, от роду не знающих мирного времени, каждый по-своему и все вместе пытаются выжить. Но какова цена их вынужденной дружбе? И к концу романа от по-своему доблестной, но, в сущности, беспринципной восьмерки остается один – главный герой – сумевший добраться до моря, дабы покончить с собственным участием в вековечной бойне. Настолько, разумеется, насколько это для него возможно: перепивший крови нищий ландскнехт надеется стать пиратом, дабы проливать ее не за чужие смутные идеалы, а в собственных интересах. Но прежде, чем встать под знамена Веселого Роджера, ему придется поработать на китобойном судне...
      Для сочинителей, явившихся миру в смутные времена, естественно в поисках темы и героя обращаться к соответственным историческим отрезкам прошлого – так сказать, с надеждой и в поисках выхода. Каковы будут их сочинения, можно с достаточной уверенностью предсказать наперед, даже и не утруждаясь чтением. (Исключения, конечно, случаются, но, согласитесь, исключениями и остаются. Как, например, Перес-Реверте, которого здесь я упомянул не просто так.) Если речь, как в данном случае, идет об историческом романе, он непременно будет многотомным и крайне неровно написанным на этаком воляпюке, в котором персонажи то и дело крякают, "чёкают" и, конечно, крепко выражаются; автор же, им в противовес, изъясняется вполне себе витиевато, то и дело прибегая к метафоре, кажущейся ему ангелом-хранителем. На самом же деле чередование "чёканий" с такими, например, авторскими изысками, как "Океан лопнул, как кусок гнилого сукна", собственно, и порождает помянутый воляпюк. Причина проста: Бабель с Абдуллаевым в одном флаконе не уживаются. Даже в эпоху пост-постмодерна, то есть уже тогда, когда смута переходит в хаос, и бедный сочинитель, лишенный не то что водительства какого-нибудь седовласого маэстро, то бишь школы, но и самой памяти о таковой, подобно новорожденному Адаму, не стыдится наготы своей, ибо одетых вокруг не видел.
      Все сказанное сказано, конечно, не в укор издательству "Свиньин и сыновья" и не в обиду автору – просто так мы живем, так мы в массе своей и пишем. Первая книга (чего, кстати, – дилогии, трилогии, сериала? - не ведаю) исторического боевика молодого (поскольку это, по всему судя, его литературный дебют) сибирского писателя Сергея Удота "Неприятие крови", повествующего о 30-летней всеевропейской войне 1618 - 1648 гг., все названные и многие прочие литературные недостатки (неравномерность и неравновесность отдельных эпизодов, нагнетание неимоверных ужасов, которые скоро прискучивают и т.п.) демонстрирует в полной мере. Однако демонстрирует она и достоинства пишущего. Прежде всего, автор недурно знает классическую литературу и в слегка прикровенном виде приводит немало цитат из хороших книг. Так, вся экспозиция романа, можно сказать, пастиш из книг Мелвилла, Конрада и Травена, а после в дело вступают Дюма с Сенкевичем и в гораздо большей мере Реверте.
      Далее. Сергей Удот, безусловно, отменно ориентируется в материале и дает возможность хотя бы отчасти сориентироваться в нем тому читателю, который не ленится то и дело заглядывать в примечания. Тут, впрочем, укор издателям, расположившим необходимые для читательской ориентации примечания в самом конце книги. Так, конечно, делается иногда и в других издательствах, но все же подобный принцип верстки более соответствует научным, серьезным изданиям. Читателю же романа удобнее, не отвлекаясь на перелистывание, просто опустить взгляд в конец страницы, тем более что в данном случае примечания совершенно лапидарны.
      Вероятно, автор - историк по профессии – ориентируется, кроме военной, и в политической истории, и в истории вообще, но... не спешит предъявлять свои знания читателю. Или делает это на протяжении первой части своего повествования крайне редко и скупо. Здесь второй, может быть, самый существенный недостаток книги, если, конечно, не воспринимать ее как абдуллаевский боевик-однодневку. Возьмите любой качественный историко-авантюрный роман – перед вами отразится густонаселенный мир, в котором живут люди, пусть и воюющие, и погибающие, но – люди со своими интересами, амбициями, разочарованиями, а главное – связями, взаимоотношениями с миром. Возьмите Дюма, Сенкевича, Реверте или хоть Юлиана Семенова – выдуманные их герои, контактируя с подлинными историческими персонажами, именно и прежде всего в этих-то контактах и обретают собственную плоть. Тут непреложный закон исторического романа. Помните тыняновское: я начинаюсь там, где кончается документ? Это значит: вообразим, что мой Алатристе приятельствует с нашим Кеведо, что мой нищий гасконец кое чем напоминает вполне реальному де Тревилю самого себя... И история оживает, становится новым миром, придуманные персонажи в него вписываются, а непридуманные – делаются не историческими лицами, а нашими знакомцами. Ведь мы-то в такой мир с превеликим удовольствием углубимся, хотя бы для того, чтобы на час-другой уйти из своего, столь же беспросветного и вдобавок совсем не героического.
      Что еще можно поставить писателю в заслугу? "Ландскнехт" не скучен, в иных главах даже и недурен именно как литературное произведение. К таковым я бы отнес по преимуществу те две-три главы, в которых рассказывается история, так сказать, становления основных персонажей. Еще? В романе явлены, не во всех, правда, случаях, удачные попытки очертить не общее выражение лиц восьми наемников - как бы такой восьмерки мушкетеров, воюющих на стороне католической империи. Они и на самом деле мушкетеры, только не французы и не дворяне, не элитный королевский полк де Тревиля, а самый что ни на есть сброд, чей смысл жизни, а заодно и профессия – выжить любой ценой.
      И здесь мы подошли к главному – как в романе С. Удота, так и в этом на него отклике. Ну и вернулись, в общем, к тому, с чего начали: какова эпоха, такова и литература, таковы и ее герои. И речь, конечно, уже не об эпохе, описываемой в романе. Вся и штука-то в том, что и мушкетерский цикл Дюма, и "Приключения капитана Алатристе" Переса-Реверте повествуют о том же самом времени. Но, что называется, почитайте "Ландскнехта" и почувствуйте разницу, поглядев на просвет. В случае сравнения с Дюма она вопиюще всеохватная, в случае с Реверте - это больше разница в мастерстве. Мне, разумеется, могут ответить в том смысле, что коли пишешь о наемных убийцах, купающихся в крови и трупной гнили в мире, где ужас стал тупой обыденностью, то о каком же просвете можно говорить. Меж тем в "Испанской ярости", где крови, трупов и предательской бессмысленности бытия тоже в избытке, он наличествует...
      Дело, стало быть, не в былом европейском безвременье, а в нашем сегодняшнем. Впрочем, не будем подводить итоги, подождем второй книги, памятуя о том, что весь роман/сериал называется все же не "Ландскнехт", а "Неприятие крови". Может быть, и приведет в конце пути начинающий сибирский романист своего героя к свету... Может быть, и над нами из-за туч пробьется солнце.

   Рецензент: Распопин В. Н.

Читайте отрывок из книги «Неприятие крови» в нашем Читальном зале