Г.Прашкевич,
А.Богдан
«Русская
мечта»
1
Семин проснулся без пяти пять. Не звонил будильник, никто не стучал в дверь, утреннюю тишину ничто не нарушало. Семин, Семин, сказал он себе, спи. Он действительно не собирался вставать,
но как подтолкнуло: поднялся, выловил из холодильника пластмассовую бутыль с «Карачинской», подошел к окну.
Город лежал в нежной рассветной дымке.
Драная бумага, окурки, обрывки тряпья,
радужные потеки на вспученном, полопавшемся асфальте, банановая кожура
<br> много там всего под туманной дымкой. Большая река катилась между островами к тяжелым мостам. Семин
прекрасно знал, сколько мусора на улицах города. Он и сам всю жизнь
занимался мусором – живым. Это у Петра Анатольевича другие представления о
жизни. Не случайно поинтересовался:
«Слетал в Лозанну?»
«Не успел.»
«Тогда
бросай все и бери билет.»
«В Лозанну?»
Большой человек хохотнул.
«Кстати,
почему Лозанна? – хохотнул. - Ну, понимаю, Женева. Банки, живая жизнь.
Цюрих, Ленинские места. – Снова довольный хохоток. – А Лозанна – деревня.
Кто пойдет в твою гостиницу? Да и не тянет она на пять звездочек…»
И сразу
коротко:
«В Энске давно был?»
«Ну, не так чтобы…»
«Где сейчас твои люди?»
«Собрать?»
«Ты, кажется, водный кончал? – Большого человека свои мысли
томили. - Значит, дело по твоей бывшей профессии. Поработаешь с одним
дельным юристом. Он приедет в Энск из Томска. В Энске вокруг ОАО «Бассейн»
возня началась. Река, понимаешь, вдруг всем стала нужна. А мы не в
стороне, нам нельзя упустить реку. Просьба энергетиков. У них там хорошие
перспективы. Так что, разберись на месте. Документы и все прочее – у
юриста. Элим – такое имя. Немой, если по-еврейски.»
2
Элим позвонил ночью.
Плохим голосом пожаловался: надоело ждать. С укором говорил бессвязные
вещи. Видно, что хорошо поддал. Семин даже пожалел юриста:
«Не извиняйся.
Ну, пришлось ждать. Я здесь не при чем – рейс задержали.»
Разглядывая бесплотную дымку, укрывающую город, не чувствовал никакого
умиления. Ничего в городе, наверное, не изменилось. Пыльные переулки,
частный сектор по глинистому берегу, вечный запах угара (он тревожно
потянул носом), пух тополей… Низкие плоские острова, распустившие по
течению перья песчаных кос… Крошечные (издали) лодки, буксир,
разворачивающийся от моста… Бросив сигарету, потянул носом. Ну, точно.
Тянуло угаром. Не шашлычным дымком, не влажным угольным дымом, а
настоящим ядовитым угаром. Наверное, неподалеку пузырился лак на
раскаленных панелях, оплывал вялый жгучий пластик. Семин явственно
услышал треск и тут же (показалось?) приглушенный вскрик: хриплый,
сорванный. Даже если показалось, от таких вскриков передергивает. Бросил
бутыль на пол и торопливо натянул джинсы. Документы и электронная
записная книжка - в один карман, сотовый - в другой. Набрасывая рубашку,
глянул в окно: ну, точно, вот оно! - из-за южной стены гостиницы
празднично выносило клубы дыма. Крик повторился. Семин приоткрыл и сразу
захлопнул дверь. Длинный гостиничный коридор затопило дымом, густые
темные клубы мощно выдавливало с лестничной площадки, из шахты лифта.
Нырять в эту клубящуюся черную неизвестность не хотелось, но крик опять
повторился. Сорвав с окна гардину, Семин вооружился ею как пикой. Теперь
мокрое полотенце – на голову. Арабы под такими покрывалами выдерживают
жгучие песчаные бури. Вывалившись в коридор, бросился к застрявшему на
этаже лифту. Металлические створки заклинило, но теперь Семин слышал
возню и всхлипывания оказавшегося в ловушке человека. Орудуя гардиной,
как ломиком, раздвинул створки и буквально на руки Семину выпала
полуголая девица. Кофточкой она догадалась обмотать голову, а лифчиков,
наверное, сроду не носила. Неизвестно, сколько времени она провела в
лифте, может, совсем немного, но этого хватило: даже глаза у девицы
выцвели от страха. Гостиничная проститутка, решил Семин. Какой-то дятел
ее на маршруте поставил. Хрипя, кашляя, отплевываясь, в номере девица
сразу вбежала в ванную и Семин услышал плеск, значит, воду не отключили.
В неширокую щель под плотно прикрытой дверью, нехорошо клубясь,
втягивались струйки мерзкого дыма, а за окном все шире и шире
распускался еще более мерзкий, праздничный, черный шлейф. В самом конце
коридора, прикинул Семин, трехкомнатный люкс. Огонь до него дойдет не
сразу, это северная сторона, а ветер как раз с севера. Может, там
отсидимся? Повел взглядом по стене, но вместо схемы аварийных выходов
увидел веселое художественное полотно, выполненное местным умельцем.
«Ходоки до Музы». Семеро крепких бурлаков. На ногах – разбитые
кроссовки, на плечах - футболки, застиранные, линялые, вызывающе
надорванные на коленях джинсы. Широкие лямки через грудь, через
натруженные плеча. Какой Музы можно добиваться ценой столь тяжелого
труда? И кто эта Муза? Продавщица сельмага? Держательница пивного
ларька? Самогонщица? -Скоро вы там? Девица не ответила. Семин заглянул в
ванную. Неяркий свет горел, звенела вода. Девица, как лягушка, сидела в
ванне под включенным душем. Молитвенно сложила руки. На красивый живот
падали прозрачные струйки. Вода заливала загорелые плечи, ровно обегала
груди, вызывающе торчащие в стороны, струилась по локтям. Почему-то это
разозлило Семина. Он бросил в воду валявшуюся на полу юбку: -Одевайтесь!
-Вы что? Юбка стоит двести баксов! -А это на голову, - бросил он туда же
в воду махровое полотенце. – А то волосы спалите. Как зовут? -Мария.
-Быстрей! Как это ни странно, на девицу хотелось смотреть. -Сейчас мы
выскочим в коридор. Без раздумий. Наберите полную грудь воздуха. Не
останавливайтесь, а то потеряемся в дыму. Бегите за мной в конец
коридора. Несколько запоздало девица прикрыла груди руками: -У вас
найдется рубашка? -Накиньте на голову полотенце. Смочите его. Сильней
смочите. Дышите через ткань. И к черту туфли! Они же на каблуках. 3 В
коридоре было темно, страшно. Когда наконец в клубящемся дыму возникла
дверь, Семин, не раздумывая, саданул ее плечом и втолкнул Марию в номер.
Захлопнув дверь, увидел просторную гостиную, ковер на полу. У стены -
горка с хрусталем. Белый холодильник, огромное окно. А за круглым
лакированным столом - трое. Грохот выбитой двери не произвел на них
впечатления. Ни Семин, ни полуголая Мария игроков не заинтересовали. Все
трое смотрели в развернутые веером карты. Каждый в свои, понятно. На
столе валялись мятые баксы, стояла початая бутылка «Арарата», рюмки.
«Помоги мне», - крикнул Семин Марии, но она, как подхваченная вихрем,
уже исчезла в ванной. Рубашкой, сорванной с чужой вешалки, Семин
торопливо законопатил щель под входной дверью и бросился в ванную.
Подставляя лицо под струи душа, закашлялся. Мария выплюнула копоть изо
рта: -Мы сгорим? -Какой смысл думать об этом? -Но я не хочу! Не хочу!
Здесь наверное есть балкон? -В высотных гостиницах не бывает балконов.
-Почему? -Чтобы пьяные проститутки не сбрасывали клиентов вниз. -Я не
проститутка, - испугалась Мария. Мокрая, в мокрой юбке, с налипшими на
лоб прядями. Испуг разжег на щеках диковатый румянец. - Кто эти люди в
номере? -Какие-то картежники. Семину одинаково противными казались
сейчас и страх Марии, и неестественное равнодушие игроков. -Почему они
молчат? Он не ответил и Мария схватила его за руку. -Я боюсь… Если
что-то случится… Позвоните, пожалуйста… Я дам телефон мамы… -Сами
позвоните. -Я боюсь… Он почувствовал, как что-то влажное прошлось по
голой руке. Вырвал руку, вышел в гостиную. Никто на него не взглянул, а
телефон не работал. -Я звоню из речной гостиницы, - сказал он, набрав
справочную. – Звоню с сотового, гостиничная линия не работает. Никак не
могу связаться с пожарными. – Он внимательно смотрел в глубокий провал
гостиничного двора. - Да, пожар у нас, черт возьми! Это вы не видите,
зато весь город видит! Я на седьмом этаже, мы отрезаны от выходов. Огонь
до нас пока не дошел, но это вопрос времени. Да не один я! Человек пять,
может, больше. Не знаю, - оглянулся он на закаменевших игроков: - Да
нет, сами не выйдем. Подгоните машину с лестницей под окно. Это
панельное здание, до седьмого этажа лестница может и дотянется. Под
Солнцем, поднявшимся над рекой, нежная сиреневая дымка начала заметно
бледнеть, рассасываться. Как на черно-белой фотографии проявились на той
стороне реки смутные корпуса областной больницы, черные трубы, серый
берег, облепленный зелеными кустами. Правда, теперь и на северную
сторону заносило клочья дыма. А в глубоком квадрате двора, заставленного
по периметру коммерческими киосками, были видны с воем разворачиваются
пожарные машины, а рядом на реке страшно и коротко взлаивает буксир.
-Сколько время? Игрок с голубыми глазами, русый, худощавый, в желтой
спортивной футболке, обильно пропитанной потом, даже не обернулся.
Другой - мрачный, потный, подбородок в неопрятной щетине («Мишка!» –
сердито окликнул его голубоглазый), сопел и пучил глаза. Изо рта торчала
погасшая сигара. Третий весело косил черным глазом. Казалось, ситуация
его веселит. Круглая голова начисто выбрита, несколько локонов, как
веночек окружали лысину. Подбородок в щетине - последний писк моды.
Глаза наглые, первоклассный костюм, дорогой галстук. Весь он блестел –
от пота и от избытка жизненных сил. -Сколько время? Мрачный скосил глаза
на наручные часы. Отвечать он явно не собирался. Но автоматически
брякнул: -Шесть… -Пас! – тут же счастливо завопил голубоглазый, бросая
карты. А бритый рявкнул так, что Мария в ванной громко заплакала: -
Вист! И тоже бросил карты на стол: -Ну, блин, накурили! -Гостиница
горит, - сухо сообщил Семин. -Ну? - бритый весело глянул в окно. -
Точно! А мрачный Мишка скривился: -Откуда телка? -Вынул из лифта. -А
чего сразу к нам? Семин не ответил. Этот мрачный Мишка, наверное, и
снимал номер. После бессонной ночи и крупного проигрыша жизнь ему
страшно разонравилась. Похоже, он всех напрочь разлюбил. Чертыхаясь,
потянул через голову потную рубаху: -Хочу… Семин ухмыльнулся:
-Куннилингус? Давлинг? Петтинг? Мрачный Мишка выпучил глаза. Нуждался в
разрядке, а кроме коньяка на донышке бутылки и голой телки под душем,
ничего не видел. Вот и брякнул насчет хотения. Похоже, в дым проигрался.
Бросил на пол потную рубашку, стараясь не глядеть на бритоголового,
сгребающего со стола купюры, хмуро поинтересовался: -Проститутка? -Не
успел выяснить. -Да проститутка, кто еще? - Мишка выпятил челюсть: - В
самый раз. У меня тут полная сумка гондонов. -Этой уже хватит любви.
Семин твердо встал в дверях ванной. Всей спиной он чувствовал безумный
испуг Марии. Это его злило. Он никак не мог понять, что Марию больше
пугает: этот агрессивный мрачный самец с полной сумкой гондонов (сквозь
приоткрытую дверь Мария явно слышала каждое слово), или угар, уже
всасывающийся в номер. -Тебя не спрашивают, - мрачно заявил Мишка. – Ты
вообще мне не нравишься! -А в Конституции нет такой статьи, чтобы тебе
нравиться. Мрачный шагнул к Семину. И зря, зря. Конечно зря. Короткий
удар, почти без взмаха. Мишка, охнув, осел на ковер. Даже не вскрикнул,
не выругался, только охнул. -За что ты его так? – удивился русый. -А за
что нужно?