|
Часть 1
КАМПО АЛЕГРЕ
Глава 1
Всегда быть не хитрей чем дети,
Не злей, чем дерево в саду,
Благословляя жизнь на свете
Заботливей, чем жизнь свою.
Белла Ахмадулина
А Дарья получила удивительный сад, о котором никогда и не грезила. Если и
грезила, то совсем о другом, о родном, понятном, где растут вишневые деревья и
две-три приблудившихся березки, а еще огромное дерево с раскидистой кроной, про
которое она даже и не знает толком, что это за дерево. А под ним стоит
деревянный колченогий стол, по поверхности которого бегут трещины-дорожки, и
скамейка, на которой можно и посидеть, и помечтать, и чайку попить. Да еще
должна расти черемушка или яблонька, чтобы они – в пору цветения – осыпали бы
белыми лепестками и этот стол, и скамейку, и тропинку, и саму Дарью, когда она
гуляет по дорожке. Там было бы еще множество милых и простых по своей сути
вещей: в углу сада у куста сирени валялась бы лейка, на скамейке лежала забытая
книга, а вот и косынка ее висит, уцепившись за ветку. Этот сад ей родственен, в
нем легко дышится, в нем хорошо погрустить в осеннюю пору, когда ночные
заморозки уже ударили, и трава пожухла, и привяли цветы, и листья летят по
ветру. Да, хорошо погрустить в пустом продуваемом осенним ветром саду – он как
будто бы слегка нахмурился, слегка запечалился, приготовившись к осенним холодам
и к снегу вслед за ними. Ее сад был бы не особенно ухоженным, не приглаженным –
Дарье по душе некоторая его заброшенность, запущенность.
А этот сад – другой. Он
велик, там есть и овражек, и мостик через него, и небольшой деревянный сарай в
самой задней части – за ним уже видна территория соседского участка.
В сарае хранится всякая садовая утварь, лопаты, огромные ножницы для
подстригания ветвей. Но самое удивительное в саду – деревья и кусты знойной
пустыни. Из них только мескиты выглядят относительно привычно для глаза Дарьи –
они довольно высокие с широко раскиданными ветвями, но листики на этих ветвях
очень узенькие и длинные; так они устроены, чтобы лучше задерживать влагу.
Мескиты очень похожи на наш повсеместно растущий «мышиный горошек», только этот
горошек вырос до гигантских размеров. У них такие же узенькие продолговатые
листики. Глубокой осенью они опадают, а в марте дерево зеленеет снова, и вначале
на нем появляются хорошенькие пушистые сережки. Из этих сережек образуются
стручки, сначала зеленые, а потом желтеющие и высыхающие. В зимнее время они
обильно усыпают почву под собой и служат основной пищей для местных птиц, зайцев
и полевых мышей, которым тут совсем неплохо живется.
Алоэ образуют густые заросли,
как и множество других кустов, названия которых Дарья не знает и зовет их всех «бритлами»
(есть такая разновидность).
А вот кактусы и есть кактусы, они не похожи ни на какие другие растения, и формы
их самые разные – от величественных сагуаро до пузатеньких симпатичных карликов.
Это и ежики, и бочонки, и буйные «джунгли» из сплошных колючек, к которым
подойти страшно. А сагуаро высокие (вырастают до 10 м и выше), прямые, зеленые,
и их ветки-отростки (их обычно две по бокам) напоминают человеческие руки,
воздетые к небесам. Стволы покрыты бороздками, которые проходят вертикально
сверху вниз (или снизу вверх), ложбинки между ними гладкие, но бороздки усеяны
острыми и крепкими шипами.
В конце апреля округлые концы
веток-отростков и саму вершину кактуса усеивают цветы-чашечки среднего размера,
обычно светлые, чуть-чуть желтоватые. Рано утром они раскрываются полностью, но
как только солнце начинает палить, их лепестки сворачиваются. В утренние часы –
и в вечерние тоже – птицы часто садятся на нарядные живые букеты, то ли
отдыхают, то ли находят там что-то съедобное.
Подняв голову вверх, Дарья
часто любуется этой недолговечной красотой. На поверхности сагуаро много «ран» –
черных дыр, – это работа дятлов, которые долбят-долбят эти зеленые тугие стволы,
пока не доберутся до мякоти. Иногда Дэн закрывает дыры сетками, чтобы защитить
их от настырных дятлов, и с перевязанными «ранами» сагуаро становятся еще более
похожими на ветеранов-гвардейцев. Возвышаясь над другими растениями, они как
будто прислушиваются ко всем шорохам и звукам. Как будто бы они на страже всего,
что вокруг: кустов, деревьев, зверюшек. Прекрасные растения, очень необычные и
очень чтимые. Они такой же символ пустыни, символ Аризоны, как наши березки –
символ России. Часовые пустыни. А есть кактусы и довольно безобразные; Дарья
думает, что такие, наверно, росли в садах у Бабы Яги или Кощея Бессмертного. На
их колючих-колючих ветках растут многочисленные и еще более колючие отростки, и
с этих отростков свисают неопрятные гроздья с зеленоватыми шишечками. Дарья
просто диву дается, глядя на эти бабаежкины кактусы, которые называются чоя. Но
вот удивительно: именно на них вьют свои гнезда птицы-крапивницы. Гнезда не ахти
как красивы. Построенные из пуха, перьев, сухих мелких палочек и всякой всячины
(в одном упавшем на землю гнезде Дарья увидела даже мелкие лоскутки от яркого
пластикового мешочка), они тоже выглядят неряшливо, как сама чоя. Но Дарья знает
теперь о трогательном содружестве птиц и этого вида кактуса: крапивница (птичка,
лапки которой усеяны мельчайшими ноготками, чтобы уберечься от шипов) и кактус
помогают друг другу: растение дает птичкам место для жилья и тень, а само
получает от них удобрение: все то, что падает вниз из птичьих гнезд.
Кактусы цветут по-разному. У
одних в одно прекрасное утро появляется на вершине один-единственный крупный
цветок потрясающе нежных неярких красок, такое впечатление, что кактус
«выстреливает» это чудо, но нежное великолепие длится недолго, буквально на
следующий день цветок исчезает. По иному цветут низкорослые кактусы, на них
появляется множество маленьких ярких цветочков, и они держатся долго.
В саду есть пальма, она
растет на самой границе с соседской территорией. Невероятно высокая с голым
ребристым стволом, и на самой верхушке – пышная крона. Как и наши сосны, она
«зимой и летом одним цветом», во всяком случае, для Дарьиного не очень
внимательного глаза.
Земля в саду сухая, песчаная,
усыпанная мелкими камешками. Они осыпаются под Дарьиными ногами, когда она
бегает по утрам по саду-не-саду. Кое-где валяются маленькие, ощетинившиеся
кактусята – они отпочковались от родительского ствола и норовят впиться в
Дарьины кроссовки, часто она приносит их домой, не замечая, а затем взвизгивает,
когда – уже голой ногой – наступает на этот недружественный шип. Еще засыхают до
беловатости большие куски кактусов с торчащими шипами, и тогда они становятся
похожими на ископаемые челюсти динозавров.
В разных местах прорыты норки, и большие, и маленькие, в них живут полевые
мышки. Иногда они выбираются поглядеть на белый свет, но тут же шмыгают обратно.
Наверно, их оглушает птичье пенье и щебетанье: пернатых в этом саду не счесть.
Есть и широкая скамейка, на
которой Дарье иногда нравится лежать и смотреть вверх подолгу на небо. Совсем
неподалеку тянется цепочка скал с причудливыми формами, они как будто заржавели,
приобрели красный цвет: солнце, ветер, дождь делали веками свою работу, разрушая
их у основания, но эта разрушительная работа придала им суровую красоту и
живописность, избороздив их поверхность глубокими складками и расщелинами, в
которых находят убежище совы и койоты. Странное ощущение испытывает Дарья, когда
подолгу смотрит на них. Ей кажется, что она чувствует бесконечность времени,
долгих-долгих веков, которые протекали над вершинами, меняя – не очень заметно –
их облик, добавляя новые штрихи. Что такое для горы тысяча лет? Это для Дарьи
тысяча лет – бесконечность. И вот такой же горный козел – она видит его силуэт
на одной из вершин – также стоял там сотни лет назад и смотрел вниз. Впрочем, у
него-то век короткий, как и у тех людей, которые проходили мимо этих гор в
незапамятные времена, или искали себе убежища в пещерах, прячась от дождя и
холода и от диких зверей.
« назад, в читальный зал
|
