|
У книжной полки 3(19)/2008 «Возлюби ближнего своего как самого себя» в действии. «Возлюби ближнего своего как самого себя». Хотя бы задним числом. И ради самого себя, – добавляет Токарева. Татьяна Соловьева
В предисловии автор сообщает о себе: «сижу дома, пишу на свободе». Перед нами уединенный, вне служебных занятостей человек (бывшая журналистка в родном поселке Балахте), не связанный никакой групповой принадлежностью. Единственная «группа» Натальи Скакун – её семья с тремя детьми. Живут они в сибирской провинции, в местности полусельской, о которой в рассказах преимущественно и речь. В литературе о Сибири существуют три направления, внутренне весьма многоцветных: Сибирь, где всегда есть место подвигам («Ермак» Рылеева, «Серебряные рельсы» Чивилихина, «Братская ГЭС» Евтушенко, песни Пахмутовой – Гребенникова – Добронравова); Сибирь, подвиг из которой убежать – «из диких степей Забайкалья» или «Туруханского края»; и Сибирь, наконец, где дремлет и зреет своя собственная, сугубо земляная и народная дума и драма (Астафьев, Шукшин, Распутин). Сибирь Натальи Скакун, если развивать намеченную типологию, – этой край, где всегда есть место чуду или диковине, где за привычным российским бытом проступает красота мощной природы: тайга, бескрайние просторы с сотнями верст от деревни до станции, безбрежные разливы диких рек и нешутейно-крепкие морозы. Перескажем одно сибирско-житейское чудо из рассказа «Краевед», а остальные одиннадцать читатель, надеемся, освоит сам. Прибыв на похороны матери, жадный до легкой удачи неопредприниматель Волков читает в местной газетке поразительное для этих мест объявление: «продам сверхинтересный прибыльный бизнес». На встрече продавец Артур – при серой «хонде», при тонком черном свитере и джинсовом жилете с множеством карманов и потайных ходов – всучает Волкову металлоискатель американского производства: идёте на место заброшенной деревни, смотрите, копаете, продаете специалистам нумизматам... Убедившись сразу, что и в родном захолустье можно кое-что найти {пятак 1974 года, медную материну серьгу, вязальную спицу, алюминиевую вилку и т.п. – а значит, и показанный Артуром в порядке рекламы столбик золотых монет из какого-то здешнего клада не есть липа), Волков приступает к промыслу. Артур же, исчезая из его поля зрения, объявляет о переходе на водохранилища с затопленными деревнями: для этого уже совсем другой прибор нужен, а еще и моторка плюс акваланг. Ох, и намается-настрадается доверчивый Волков. Кладоискатель-то надежен, и добра в сибирских недрах хватает: клады давних старателей, оружие белых и красных партизан Гражданской войны, кулацкие схроны. Но за Артуром увязалась в его поисках какая-то подземная нечисть; она тревожит его замогильными стонами и не дает покоя ни днем ни ночью. Оттого-то и сбагрил он промысел новичку – и тот от тени прошлого с её несвязными, но жуткими байками легко не отцепится. В творческой палитре писательницы – и быт, и драма, и юмор, и чудо, и характеры что нынешнего, что старого времени. Тут и матушка Сибирь, и матушка Россия; тут и чисто наше – советское, досоветское, послесоветское, – тут и какой-то, ни дать ни взять, Габриэль Гарсия-Маркес с его мифичностью и мистичностью.
Кроме житейски-достоверных рассказов, в книгу
вошла повесть «Бабкин дом» – история мытарств женщин-пенсионерок,
библиотекарш, матерей-одиночек в каком-то уже и совсем не сибирском мире
послеперестроечного времени. Мире, увековеченном формулой Анатолия
Передреева: «и города из нас не получилось, и навсегда оставлено село». Тут
уже не чудеса, а страсти-мордасти; проза не очень веселая, но жизненно и
даже социологически познавательная.
|