txt2

     Дочь тоталитарного вождя Тодора Живкова в свою бытность министром культуры Болгарии сделала для своей страны очень полезную вещь. Она купила в Париже несколько домов и каждый год на продолжительное время отправляла туда творческую интеллигенцию Болгарии. Поскольку считала, что стать настоящим художником и писателем невозможно, не пожив в Париже…

     Геннадий Прашкевич считает, что нашим писателям были бы весьма полезны поездки на Колыму, где люди «буквально живут внутри невероятной истории», и сам «воздух» располагает писать великие романы…
     – Я не мистик, – говорит писатель, – и не верю в существование каких-то там странных точек на земном шаре, но Колыма, с которой связана жизнь практически каждого русского человека, – место особое.

     «Особый человек»
    Целью поездки писателя в «особое место» стала научная конференция, посвященная весьма почитаемому в Магадане человеку – Александру Бирюкову, который ушел из жизни три года назад. Бирюков – журналист, писатель и историк-исследователь политических репрессий в СССР, для которого трагедия «особого острова» – Дальстроя и лагерной Колымы стала главной темой. Бирюков родился на Колыме, потом долгие годы жил в Москве, снова вернулся в Магадан, полюбил этот край и посвятил ему всю жизнь. Через колымские лагеря прошел отец Бирюкова. После перестройки, когда была раскрыта большая часть архивов НКВД и МГБ, сыну довелось прочитать дело отца.
     – Он мне рассказывал, как сидел перед этим делом часа два, курил и боялся его открыть, – вспоминает Геннадий Прашкевич. – К тому моменту он уже успел прочитать большое число дел и видел, как под давлением обстоятельств люди теряли представление о действительности и творили ужасные вещи. Когда читаешь книгу о Бабеле с его расстрельным делом, то иногда кажется, что он даже с каким-то странным удовольствием закладывает многих не чужих ему людей – мои слова не укор, но лагеря действительно ломали людей. К счастью, в деле отца Саши оказалось очень немного документов…С Александром Бирюковым Геннадия Прашкевича связывала долгая дружба. В свое время, будучи главным редактором «Магаданского комсомольца», Бирюков опубликовал на страницах своей газеты стихи Прашкевича, которые были по идеологическим соображениям отклонены одним из издательств. Позднее, уже возглавляя Магаданское книжное издательство, он издал и книгу его прозы, во многом определив писательскую судьбу Геннадия Прашкевича. С тех пор писатели на протяжении многих лет были в переписке, хотя лично встречались не так часто, пересекались в Москве, Бирюков несколько раз приезжал в Новосибирск. И все время звал на Колыму. Прашкевич, по обыкновению, отшучивался: «Нет, уж лучше вы к нам…». Приехать довелось только сейчас…
     Вклад Бирюкова в изучение лагерной истории, говорит Прашкевич, трудно переоценить. Он первый начал составлять списки погибших политзаключенных, он был первым, кто опубликовал расстрельные дела таких крупных писателей, как Владимир Нарбут, Бруно Ясенский, Сергей Буданцев, он нашел дело Осипа Мандельштама… Его интерес к колымской теме известными деятелями, однако, не ограничивался.
     – Для него не имело значения, попала ли туда поповская дочка или, скажем, дочка Ежова, – рассказывает Геннадий Прашкевич. – Дочь Ежова действительно там была, прошла весь путь сиделицы, потом жила тихо: играла на баяне, выпустила книжечку стихов. Об этом нельзя говорить без улыбки, потому что только улыбка в таких ситуациях и спасает. Саша считал, что каждый человек достоин того, чтобы его вспомнили, неважно, кто он был и как он там себя вел. Он был убежден, что не было в лагерях – ни в колымских, ни в норильских, ни в других – ни жертв, ни палачей. Все гибли одинаково. Согласно статистике, которая не может не поражать, зэки сводили счеты с жизнью не так часто, как работники ВОХРа, которые стрелялись каждый месяц. Кто тут палач, кто жертва? Через лагеря прошло более двух миллионов человек, расстреляно было 150 тысяч. Саша занимался и выяснением вопросов о местах массовых захоронений…
     После себя писатель оставил не только книги, но и замыслы ненаписанных работ, тем, многие из которых еще ждут своих исследователей. В прошлом году его труды были выдвинуты на премию Фонда имени Солженицына. В Магадане принято решение об издании полного собрания его сочинений, Геннадий Прашкевич вошел в редакционный совет. В Новосибирске «Колымские истории» и «Жизнь на краю судьбы» Александра Бирюкова выходили отдельной книгой в издательстве «Свиньин и сыновья».

      «Особый остров»
     В Магадане, говорит писатель, даже небо особое. Созвездия смещены, и вместо Кассиопеи торчит над головой Большая Медведица…

     – Шел я под этим небом и думал, как невероятно жить в этом маленьком уголке, оторванном от всего мира, где связь с Большой землей осуществляется через Найскую бухту и аэропорт. А случись что с авиакомпанией – никто никуда не улетит…
     Особенно пронзительно это чувство оторванности от всего и от всех писатель ощутил, когда оказался в одиночной камере магаданской тюрьмы (являющейся теперь частью большого мемориального комплекса. – Прим. «ВН»):
     – Когда за мной закрыли дверь, чтобы сделать снимок через решетку, я вдруг почувствовал ужас от этих каменных стен, от этой висящей на грязной стене телогрейки, от котелка, от параши… Это я-то! Приехавший туда в командировку и знающий, что сейчас ты выйдешь, и все будет замечательно. А как ощущал себя человек, которому дали 25 лет! Его по этапу доставили сюда и на год поместили в такую вот одиночку! О чем он думает? Как он живет? Что с ним происходит? Затем его по колымской трассе, где зимой под 50, вывозят на так называемую «командировку» (маленькие лагеря), и ты оказываешься отрезанным от всего мира.
     Магадан до сих пор производит впечатление огромного котла, в котором варятся совершенно разные человеческие судьбы. По улицам города ходят и те, кто выжил в этих лагерях, и дети и внуки бывших зэков, политических и уголовников, которые сидели вместе.
     – Мы очень редко задумываемся об этом, но среди заключенных было 60% политических и 40% уголовников. Причем политические, те, кто выжил, потом крайне мало говорили о том, что там происходило, а уголовники весьма охотно делились всеми своими приключениями…
     Человеческие судьбы в этих местах действительно преломлялись самым фантасмагорическим образом. Разве не фантасмагорична история известного певца Вадима Козина, который пользовался на Колыме колоссальным успехом.
     – В лагеря он угодил по уголовной статье: мужеложство. Я был в его доме, листал его дневники. Сейчас туда время от времени приезжает компания «любителей» – людей очень небедных. Они крутят музыку Козина, слушают его голос и улетают обратно… Слава Козина стала мифологической, и вот уже к его 90-летию собирается группа энтузиастов, которая начинает широкую кампанию, чтобы сделать Козина Почетным жителем города Магадана! Можете себе это представить! Александр Бирюков был тем человеком, который возглавил антиволну этому движению. И он сумел очень тактично и деликатно доказать этим
меломанам, что не все так просто…br>
     Сюжеты
     – Я еще не могу для себя окончательно определить, что, собственно, я привез из этой поездки, – говорит Прашкевич, – все это еще предстоит осмыслить. Но было что-то очень важное и особенное и в самом этом городе, зажатом между сопок, и в городском парке из невысоких, любимых мною лиственниц, по которому гуляют пожилые и молодые, и в тех сюжетах, которыми так богата Колымская земля.
     Сюжеты жизнь, действительно, подкидывает такие, что специально не придумаешь.
     Разве не удивительна судьба геолога Коровина? Перед войной он нашел на севере Колымского края касситериты – руду, из которой добывают олово. Для войны олово было необходимо, и мы за валюту покупали его у Малайзии. Находка была столь важной, что Коровина – он был вольнонаемный рабочий – привезли в Москву и дали ему Сталинскую премию. Но он не успел ее даже использовать, потому что был арестован как враг народа и этапом отправлен на Колыму. А там в это время прииск-поселок был назван именем Коровина (существует до сих пор. – Прим. «ВН»). Коровина по этапу привезли в поселок его имени, где он и продолжил работать, уже зэком.
     – Разве это не тема для большого романа? – задается вопросом писатель. – А разве не великий сюжет сама история обустройства этого края? В 1934-м в Магадан прибыл первый корабль, на борту которого было 149 специалистов высокого класса – это были первые зэки, которых привезли строить колымские лагеря. Это, по сути, наш «Мейфлауэр» (корабль, на котором в Северную Америку высадились первые переселенцы. – Прим. «ВН»). И эти люди обустроили эту мерзлую, страшную землю, и там началась жизнь – неважно какая, но сейчас эта земля обжита, и оттуда идет российское золото…
     Есть в колымской истории и свой «Титаник». В 1938 году полторы тысячи человек – вохровцев и зэков на пароходе «Индигирка» шли на Колыму. Начался шторм, и в проливе Де Фриза корабль сел на мель. И зэки, вырвавшись из трюмов и понимая, что им все равно погибать, стали всей массой бегать с борта на борт, раскачивая корабль, чтобы его утопить.
И они добились своего. Корабль перевернулся. Погибла половина всех, находившихся на борту. Японцы, спустив боты, спасли оставшихся в живых, в том числе капитана и часть экипажа. Капитана и экипаж через неделю вернули в СССР, еще через неделю все они были расстреляны во Владивостоке. А зэки не пожелали возвращаться. Сейчас они и их потомки проживают в Японии.br>      – Как существует миф о македонцах, отряд которых заблудился где-то в Гималаях, и теперь там живет целое племя голубоглазых и русоволосых, говорящих по-гречески, так и в Японии есть деревенька, созданная нашими бывшими зэками. Разве это не великий роман? Разве это не великие сюжеты?
     Станут ли колымские сюжеты сюжетами новых книг писателя? Пока он карт не открывает. Но в любом случае, прямо или опосредованно, Колыма теперь непременно будет присутствовать и в его творчестве, и в его жизни. Как самое незабываемое из впечатлений, пережитых за последние годы…