ДЛЯ ЧЕГО МЫ ПРИЕХАЛИ В ЕГИПЕТ.
«В Египте есть много интересного, на что стоит посмотреть, кроме фиванских
развалин и пирамид. И много есть, что послушать, кроме уличного и базарного
шума Каира и Александрии. Разумеется, для этого нужно открыть уши и глаза».
А. Брем.
Мы тоже оказались в Египте вовсе не для
того, чтобы осматривать фиванские развалины и пирамиды, слушать уличный и
базарный шум Каира и Александрии. После тройственной агрессии 1956 года и
решительного выступления СССР в защиту Египта, отношения между нашими двумя
странами стали все более развиваться и укрепляться. В 1960 году началось
строительство Садд аль-Аали – высотной плотины и Асуанского энергетического
комплекса в целом. Правительство Египта начинало
разработку комплексного плана развития всего Асуанского района, по
существу всего юга страны. Был разработан Асуанский проект, который
предусматривал интенсивные геологические исследования Аравийской пустыни
между 25° и 22° северной широты.В развитие этих планов и общих принципов
индустриализации Египта, между Египтом и СССР в 1965 г. был заключен
контракт № 1247, по которому СССР оказывал финансовую и техническую помощь в
оценке некоторых видов твердых полезных ископаемых (железа, угля,
полиметаллов, фосфоритов, кварцевого сырья). Этим же контрактом
предусматривались работы по оценке нефелиновых сиенитов в качестве сырья для
получения глинозема и далее алюминия на дешевой электроэнергии Асуанской
ГЭС. Одновременно оценивались месторождения глин и известняков, необходимых
для производства глинозема.Дело в том, что в Египте не было известно
месторождений бокситов, обычно используемых для производства глинозема. Зато
в Аравийской пустыне имелись нефелиновые сиениты, для которых в СССР была
разработана технология получения из них глинозема. Нужно было изучить
древний вулкан – кольцевой комплекс Гебель Абу-Xрук, в центральной части
которого были расположены нефелиновые сиениты, и исследовать нефелиновые
сиениты, чтобы выяснить, можно ли их использовать как сырье.
В качестве технических экспертов по оценке
нефелиновых сиенитов мы с Н. Е. Деренюком и оказались в Египте. Перед нами
сразу встала целая стена проблем. Прежде всего, вследствие быстрого отъезда
нам не удалось в полной мере подготовиться к такой работе, и пробелы
пришлось ликвидировать в ходе начавшихся исследований. Количество
специалистов, занимавшихся по контракту нефелиновыми сиенитами, было
ограниченным (2 советских эксперта, 2 египетских геолога). При составлении
проекта нужно было учитывать и необходимость совместных работ с топографами.
Нужно было оказать помощь арабским коллегам в переквалификации, так как
назначенные для
работ по нефелиновым сиенитам геологи не имели опыта исследований на таких
сложных щелочных комплексах. Лабораторная база Исследовательского центра в
Каире не была подготовлена для производства массовых химических анализов и
более тонких химико-аналитических работ. Не все положенное по контракту
поступило в Египет, и потому в первое время мы оказались без некоторых
необходимых нам химреактивов, приборов и оборудования.
Наконец, требовалось
познакомиться с геологией Аравийской пустыни, а поскольку литература по
этому вопросу была на английском языке, нужно было некоторое время для ее
изучения. К тому же мы не сразу смогли говорить с нашими коллегами
по-английски и не имели опыта работы с помощью переводчиков.Тем не менее дело постепенно налаживалось
и особая заслуга в этом принадлежала руководителю группы советских геологов
в ОАР, главному эксперту Д. З. Гачечиладзе, который вначале своей неуемной
энергией, целеустремленностью и напористостью в решении тысяч крупных и
мелких вопросов основательно смутил не только наших арабских друзей, но даже
и некоторых из нас, уже привыкших к стремительному темпу геологических работ
в СССР. Некоторым из нас тогда казалось, что Д. З. Гачечиладзе идет к нашим
общим целям чрезмерно быстро и жестко. И только теперь, оглядываясь назад, я
думаю, насколько он был прав, поставив дело таким образом, что мы
практически не потеряли ни минуты времени и, мало того, выполнили не только
задание, обусловленное контрактом, но сумели провести обширные исследования
сверх контракта. Сейчас, когда опубликован фундаментальный том, который
подытоживает результаты всех исследований по контракту № 1247, и вышли в
свет отдельные мемуары по каждому виду полезных ископаемых (в том числе три
тома по нефелиновым сиенитам), отчетливо
виден огромный объем выполненных арабскими и советскими геологами
исследований.Откровенно говоря, когда мы начинали
работу в Египте, мы еще не отдавали в полной мере себе отчета в том,
насколько важно все, что мы делаем. Конечные результаты были где-то далеко
за годами напряженного труда, за тысячами горячих автомобильных километров
Аравийской пустыни, за сотнями километров пешеходных маршрутов по
убийственной жаре, за отвесными скалами потухших вулканов, за вереницей дней
непрерывного сидения за микроскопом, за целым лесом цифр разнообразных
расчетов, за сотнями страниц специальной литературы и за часами горячих
споров о геологии. В первое время мелочи работы и быта в значительной
степени загораживали нам перспективу. Только позже логика событий привела к
пониманию того, что, приехав, в сущности, для оказания технической помощи в
частном вопросе, мы обязаны поделиться с нашими арабскими друзьями новейшими
достижениями советской науки и техники, а также выполнить высокую миссию
укрепления дружбы между нашими народами.
Итак, советские геологи очутились в
Аравийской пустыне.
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ.
Берега Египта ровные, море вблизи Дельты мелкое, мутное. Дельта огромна, это
необозримое пространство, занятое полями: равнина с чередующимися
квадратиками зеленого и коричневого (там, где не засеяно) цвета.Первое впечатление после самолета: жарко,
душно, какая-то пыльная желтоватая мгла и в то же время порывы холодного
ветра.
После самолета все мы немного ошалелые. Встречать нас приехал сам
шеф – руководитель группы советских геологов Д. З. Гачечиладзе. Мы сели в
автобус, подкатили к зданию аэропорта, переводчики заполнили документы, наши
паспорта про
верили, таможенники не стали открывать чемоданы. Затем на нас набросились
носильщики и выволокли ужасную груду нашего багажа на улицу, разбив при этом
одну драгоценную бутылку. Потом нас разместили по машинам и повезли в город.
Здание аэропорта очень легкое, вокруг
редкие цветы, во всем соблюдена мера. Район, прилегающий к аэропорту,
недаром носит название Гелиополис – это очень светлый, чистый, спокойный
район новостроек. Дома великолепны, каждый из них оригинален по архитектуре,
чаще всего это отличные двухэтажные виллы. Сразу же по выходе на шоссе
машины развили бешеную скорость, которая не снижалась и после того, как мы
въехали в густонаселенные кварталы с сильным движением. Автомобили несутся,
как кажется, совершенно без правил, заезжают на тротуары, обгоняют справа и
слева, не руководствуясь ничем, кроме – в редких случаях – небрежного
помахивания рукой из кабины.
Улицы Каира сразу поразили нас шумом, запахом
бензина, ужасающим количеством разномастных автомобилей, множеством лавок и
магазинов, из которых наиболее эффектными были овощные лавки с пирамидами
разноцветных фруктов: грейпфрутов, яблок, апельсинов, мандаринов, с кистями
бананов, ящиками помидоров и огурцов, мешками картошки, с грудами
разнообразной зелени. Толпа на улице пестра до крайности: здесь
люди и в безупречных европейских костюмах, и в галабиях (мужские рубашки до
пят) разного цвета и формы, а некоторые одеты наполовину по-европейски, а
наполовину по-арабски, например: галабия, а сверху пиджак.
Мы прибыли на
большой нильский остров Замалек и подкатили к нашей квартире. Мы почти не
возились с формальностями, так как приехали к друзьям. Здесь квартира (2
спальни, гостиная, столовая, кухня, прихожая, 2 балкона) стоит 50–70 фунтов
в месяц (район острова Замалек считается самым фешенебельным, здесь
расположены посольства и консульства, отличные дома и виллы и т. д.). Нужно
платить вперед и вносить депозит в размере месячной платы. Обычно такую
квартиру снимают на две семьи.
К дому приставлен бавваб – привратник,
который следит за всем в доме. Сервис прост: нужно постирать – собираешь
бельишко, отдаешь мальчику, и он приносит вскоре белье готовым. За сервис
платится бакшиш (что-то вроде чаевых) в размере 10 % от стоимости
услуги. В комнатах сыровато и холодновато, так как милого нашему духу
отопления нет. Но холода уже кончились (мы прилетели в Каир 8 февраля 1966
года). Зимой же здесь все замерзали, холод ужаснее, чем в русскую зиму,
потому что высокая влажность.
На следующий день нас пригласили в ГКЭС.
Эта организация расположена во внушительном доме на берегу Нила. На пути к
нему можно часто услышать русскую речь, особенно на улице с магазинами,
называемой в шутку Арбат.
На другой день нас возили представлять в
«Пятилетку» – организацию, занимающуюся индустриализацией Египта, которой
подчинен и Геологический Департамент. Нас принял куратор, угостил кофе,
поговорил, между делом заполнил бумаги, и после этого мы отправились в
«офис» – Геологический Департамент. Он занимает большое недостроенное здание
на северной окраине Каира. Одно крыло отведено русским экспертам. Огромная
комната заставлена большими металлическими столами, сидеть за ними удобно;
стоит шум, так как в комнате все-таки много народу. Где-то около часа дня пришел «раис»,
получив заказы, ушел и через некоторое время принес чай и кофе. Я выбрал «арабик»
в маленьком стаканчике – страшно крепкий и горячий.
На другой день были на
приеме у начальства, пили кофе, обменивались любезностями, но и делали дело.
Все приемы похожи один на другой: кофе, чай, шутки, затем все время нить раз
говора возвращается к будничным делам, каждой стороне приходится выслушивать
не совсем приятные вещи и исправлять ошибки. Однако всех обнадеживает то,
что работа эта ведется в дружелюбно-официальном тоне.
Затем началась обычная рутина: подъем в 7
утра, вялая зарядка (темновато, холодновато, голова еще гудит в связи с
незакончившейся акклиматизацией); в 8 часов машины отходят от русской виллы
и привозят нас в департамент, там возня с бумагами и суматошная беготня по
всяким вопросам. Шеф приучает всех нас работать, в смысле организационном:
сделать то, достать это, договориться с тем-то, проверить то-то. А мы
всячески сопротивляемся этому, нам все время кажется, что нас заставляют
делать не то, что надо, что мы умеем делать и для чего сюда приехали.
Например, проверяешь реактивы, необходимые для производства химических
анализов, когда тебе по-хорошему следовало бы знакомиться с проектом работ и
с месторождением или вообще с геологией Египта.
Около часа дня – чаепитие с
бутербродами или без оных; в 2.30 – начало планерки, на которой решаются
всевозможные вопросы. Шеф, например, спрашивает: как с машинами? – отвечают:
машины не готовы – почему? – не оказалось у арабов запчастей – а где были
вы, вы должны были заранее знать, что может не хватить, самим трудно
достать, должны были заранее доложить мне, я бы сам протолкнул это дело на
высшем уровне, вам дано было достаточно времени, работаете плохо, где
вас обучали и т. д. Система людям, привыкшим работать при либеральных формах
руководства (к таким я относил и себя), совершенно непривычная и вообще
чрезмерно жесткая, вызывающая сразу внутренний протест. Видна ее
искусственность: на собраниях
для примера и поучения распекают одного человека, а когда другие уже теряют
бдительность, вдруг обрушиваются на одного их них.
В 3 часа уезжаем
домой, дома обед, затем – спать, к чему я сначала никак не мог привыкнуть.
В 6–7 часов вечера все идут на русскую виллу, там теннис, шахматы, бильярд,
домино, кино, пиво, кока-кола и т. д. В ветхом деревянном доме – библиотека,
столовая, рядом кинотеатр, магазинчик, а через дорогу – спортивная площадка.
В 11–12 часов – спать, вот и весь день.
В первые дни я не мог прочесть ни
строчки – не хватало времени. Времени не хватало решительно ни для чего.
Даже на то, чтобы походить и поглазеть на улицы, на людей, дома, магазины и рекламу. Толпа пестра и разнообразна, и это зависит
главным образом от того района, где ты ее наблюдаешь. Толпа Замалека – одна,
толпа Солиман-Паши – другая, и толпа улочек, прилегающих к Фуаду близ
Замалекского моста, отличается от двух первых.
Замалек сильно разбавлен
иностранцами. Около кинотеатров в центре города молодежь и преимущест-венно
юноши. Почти нет плохо одетых людей. А в узких, неописуемо вонючих, пыльных
и грязных улицах – царство галабии, здесь народ скучен до такой степени, что
трудно сначала и вообразить. Дома есть велико-
лепные, обычные, средние,
плохие и даже просто отвратительные. Но почти ни один из них не оставляет
тебя равнодушным. Стоят отличные небоскребы, блестящие виллы. Жилые дома
имеют каждый оригинально отделанный холл. Есть грязные многоэтажные коробки,
явно перенаселенные, эти части города выглядят как пострадавшие от бомбежки.
Блеск и грязь Каира составляют, однако, сочетание, которое парадоксальным
образом и довольно быстро начинает зачаровывать чужеземца. Мелкая торговля – частная, хозяева целыми
днями трудятся, изменяя, дополняя и украшая витрины, стремясь заполучить
покупателей. Здесь не отмахнешься от рекламы, как от назойливой мухи:
реклама приносит выгоду, несмотря на затраты на нее.
Каирский рынок близок к
насыщению, а в некоторых отношениях даже и явно пересыщен. Из развлечений за это первое время удалось
лишь съездить на пирамиды Гизы, сходить в Национальный музей и в кино. Нас
посадили в микробас, который полностью оправдывал свое название (группа была
большая и разношерстная, даже старики и дети). Проехали мимо зеленых лужаек
Гезиры, мимо зоопарка, по улицам, гораздо более приятным, чем центр Каира
или уже порядком надоевший своим ревом и копотью Фуад, как по старинке
называется еще Улица 26 июля. Постепенно Каир утратил все присущие ему
черты: отсутствие зелени, копоть, многоэтажные дома. Дома Гизы – это виллы,
попрятавшиеся в зелени садов. Пройдя эффектный вираж и подъем, мы
остановились около пирамид. Сразу, как только мы вышли из автобуса, нас
облепили гиды с верблюдами, ослами и конями. Мы выбрали солидного старика и,
пока детвору фотографировали на верблюдах, закупили билеты и стали вереницей
подниматься к пирамиде Хуфу. Этот дьявольский сервис не дал ничего
рассмотреть, все сбивало с толку, все хотели нам что-то сделать и выколотить
у нас пиастры.
Тут-то я и дал себе слово по
возможности держаться в Египте в стороне от туристских дорог. Пирамиды стоят уже в пустыне. Все желто:
отдельные скалы, дресва и песок, глыбы, из которых сложены пирамиды и,
кажется, сам воздух. Они поражают своей грандиозностью, и все же искусство
зодчего скрадывает истинные гигантские размеры пирамид. Надо отдать должное
фараону Хуфу – такое мог придумать только незаурядный человек. Пирамида
должна была олицетворять мощь фараона, который и живым, и мертвым
причислялся к богам. В душном наклонном коридоре, по неудобным и порой
опасным ступеням мы поднялись в погребальную камеру, посмотрели пустой
саркофаг, письмена на стенах и, потные, запыхавшиеся, выползли на свежий
воздух.
Во время осмотра гид изредка бросал
две-три фразы: это лестница, это саркофаг, это гранит и т. д. Это мы и сами
видели. Пирамиды разграблены, лихие люди еще тысячелетия тому назад проникли
в них, непочти-тельно вытряхнули мумии из саркофагов и разграбили сокровища.
Первые грабители пирамид действительно незаурядные люди: нужно было особое
мужество, чтобы поднять руку на святыню. Арабские завоеватели позже грабили
чуждую исламу культуру. Современные грабители перетащили в заморские музеи
все наиболее ценное из пирамид.
Торопливо осмотрели и сфотографировали
Сфинкса, и вот мы уже мчимся к пирамидам Саккара. По сторонам от дороги –
поля, сады, плантации сахарного тростника. Затем резкий поворот – и снова
пустыня, ступенчатая пирамида, великолепные росписи, на которых краски все
еще свежи, гигантские раскопочные шахты – все это производит сильное
впечатление. После Саккара осмотрели поверженного наземь колосса Рамсеса,
единственного сфинкса (все, что осталось от древней столицы Египта –
Мемфиса) и вернулись в город.
Музей потрясает всякое воображение,
особенно коллекция из гробницы Тутанхамона – ведь это практичес-ки
единственная сохранившаяся от разграбления гробница. И все же музей мал.
Какую бы экспозицию закатил при таких фондах Эрмитаж!
Вечером один из каирских старожилов, Игорь
Михайлов повел меня смотреть город. Мы миновали Замалекский мост, прошли по
грязноватому Фуаду, затем свернули в торговые кварталы Солиман-Паши и
наконец после блужданий по шумным улицам попали в кинотеатр Каср-ан-Нил.
Считалось, что зрителям нашего ранга следует брать билеты на балкон, так
поступил и Игорь, так, по крайней мере, поступали состоятельные арабы, а в
партере обычно садилась публика попроще, победнее. Но балкон неприятно
поразил меня своими нравами: люди входили и выходили в любое
время, было густо накурено, многие
что-то жевали или пили прохладительные напитки, а расторопные разносчики
топтались между рядами и в проходах. К тому же я чуть не оглох от этого «Грейт
рейс». Я сказал Игорю и дал слово себе никогда не ходить на балкон и позже
убедился в правильности своего решения: в партере было скромнее, но
спокойнее.
Вечером 23 февраля мы сели в поезд Каир –
Асуан. Провожали нас целой толпой, подогнали две машины, и то мы еле-еле
влезли в них со своими многочисленными детьми, чемоданами, сетками,
свертками и т. д. В вагонах шумят кондиционеры, прохлада, но на белоснежной
постели – ровный слой сажи, особенно на верхней полке. Через некоторое время
прошел официант в белом кителе с бабочкой, стукнул в гонг на ужин, но из
нас, конечно, никто не пошел: все были слегка под мухой после проводов и к
тому же после обеда. Поэтому выпили по бутылочке кока-колы и завалились
спать. Спалось плохо: поезд дергался, останавливал-ся, а то вдруг несся как бешеный.
В Идфу приехали утром. До этого успели
позавтракать в вагоне-ресторане. Ребята пришли встречать обгоревшие,
обросшие. Раисы с радостью облепили огромную груду нашего багажа, а
поскольку мы сразу не смогли проявить твердость, из-за этих чемоданов и
из-за бакшиша поссорились две группы носильщиков. В этой суматохе подкатил
громадный автобус, и мы, залезши в него, превратились в жалкую кучку
распаренных людей с побитыми чемоданами.
Перед выездом из Идфу потолкались
по улицам около лотков с зеленью, около рест-хауза, поторчали около
шлагбаума и в некоторых других местах и по узкому проселку, расталкивая
ослов и верблюдов, выехали на шоссе. А потом шофер как поставил на
спидометре 95, так и ехал почти всю дорогу. Сначала тянулась унылая равнина, на
которой пылили бульдозеры «Бенефики» – итальянской компании, взявшейся
подготовить к освоению новые земли. Участок огромный. Скоро сюда придет вода
из Нила. Зелень узкой полосой тянется вдоль Нила, через некоторое время она
исчезла из глаз. Потом равнина стала пересекаться отдельными грядами холмов,
мы въезжали в ущелья и наконец заехали в хаос невысоких гор, среди которых
крутыми виражами петляло шоссе. Это пустыня, но довольно много деревьев,
трава отдельными большими густыми шарами, которые, когда высохнут,
напоминают наше перекати-поле. Весь ландшафт очень напоми-нает Восточный
Памир. Я уверен, что и Тибет такой же, и некоторые плоскогорья Австралии,
Африки и Америки. Все местности, хватившие с избытком ультрафиолета,
становятся похожими друг на друга.
Справа от дороги мелькнул вход в храм.
Ребята рассказали, что храм растаскивается, блоки с фресками и надписями
выпилены пилами. Большие подозрения падают на итальянцев, дело это, однако,
серьезное. Чтобы предотвратить расхищение древностей, при Национальном музее
в Каире существует специальный отдел, проверяющий все грузы и багажи,
посылки и т. д., выходящие из Египта. Фрески отсюда, однако, украли.
Мы незаметно пересекли водораздел между
Нилом и Красным морем. 220 км проехали за 3 часа, проскочили шлагбаум,
который, как и другие, был открыт. Документов не проверял никто, солдаты
только брали под козырек или приветствовали нас уж совсем по-штатски,
предлагая чай. Море в Мepca-Аляме появилось неожиданно, мы его увидели всего
за 10–15 км от поселка.
Вдруг проехали крутой поворот, и впереди между двумя
горами появилось что-то необычное, как пропасть, затянутая белесо-голубым,
белесо-зеленым, белесо-синим туманом. Все это постепенно переходило в
белесо-голубое небо, и все же это была совершенно другая субстанция, что-то
иное, тяжелое, недаром оно было внизу.
Выкатились на равнину с отдельными плоскими разноцветными горами, наклоненными к морю.
Море распахнулось в обе стороны, наконец мы увидели волны, полосу прибоя, а между
прибоем и берегом – разноцветные воды лагуны. За прибоем же была такая
густая черно-фиолетово-зелено-синяя густота, что казалась совсем другим
миром. Это и был другой мир – мир Красного моря, этой огромной трещины в
Земле, заполненной 2-километровой толщей воды.
Мерса-Алям – крохотный поселок. Несколько
лавок. Шлагбаум. Цепочка рест-хаузов на холмах. Механические мастерские,
заброшенная лаборатория. Мол, несколько лодок. В разноцветной лагуне дремлет
на якоре шхуна, вторая идет в ультрамарине открытого моря параллельно
берегу. Опреснитель. Домишки коренных жителей – на равнине ближе к морю. Вот
и все.
Мы подкатили к нашему рест-хаузу. Нас встретил исключительно вежливый
мэр Мерса-Аляма Али-Сакр, поздравил нас с прибытием, заверил, что все
сделает для того, чтобы устроить нас здесь с возможным комфортом, пригласил
чувствовать себя как дома и познакомил с Хасаном. «Это человек, который
сделает для вас все, что вы ни попросите, если это, конечно, в его силах».
Рест-хауз стоит на холме, кругом песок,
ракушки. Длиннейшая и широкая веранда, к ней ведет крылечко. Внутри дома
гостиная с креслами и шезлонгами, две спальни по две кровати.
В коридорчике – холодильник, дальше кухня и ванная комната вместе с
туалетом. В доме сильно пахнет морем: солью, гнилью, влагой, рыбой,
водорослями и т. д. – всем этим пахнет море – это особый, ни с чем не
сравнимый запах, который, правда, можно разбить на составные части, но очень
условно.Уже темнело, и мы успели только совершить
очень короткую прогулку к морю. Шли по ровному пляжу из кораллового песка.
На песке – корочки белой соли, много всякого мусора, и только узкая полоса у
воды действительно промыта до блеска. Море чуть-чуть отступило. Обнажились
черные и коричневатые, а иногда и совсем светлые площадки рифа. На пляже и в
самой воде много битума. Выше промытого песка лепешки битума слагают целые
гряды, в которые лучше не наступать, лучше вообще не наступать на лепешки
битума, но это никому еще не удавалось, и потом все с остервенением скребли
в ванной подошвы ног, но они никогда не отмывались. Отмершие участки рифа
покрываются битумом, здесь же оказываются откуда-то гальки и всевозможные
обломки, и образуются очень плотные черные с пестрыми гальками и обломками
конгломераты или брекчии. Они уже не липнут к ногам, им уже больше миллиона
лет. Море отступало. Рябая поверхность рифа
обнажалась все больше и больше.
Первое, что нас поразило – это бесчисленное
множество маленьких черно-коричневых морских звезд, или офиур. В каждой ямке
с капелькой воды – звезда. Они медленно шевелятся, извиваясь лохматыми
лучами, а многие неподвижно лежат, забившись в щели и отверстия. Звезды,
звезды и звезды, мириады звезд!
Вода очень теплая. С непривычки морской дух
дурманит голову, но потом привыкаешь, и запах моря кажется тебе приятным.
Какое-то атавистическое чувство снова бросает нас к морю, этой колыбели
человечества, заставляет любить его и восторгаться им. Ветка
генеалогического дерева согнулась и вновь соединяется со своими корнями.
Нас уже зовут. Мы возвращаемся в рест-хаус.
Хасан, наш добрый джинн, в белом тюрбане, штанах и жилете словно сошел со
страниц «Тысячи и одной ночи». Он наготовил груду вкуснейших вещей. Простые
кабачки или баклажаны, зажаренные в муке, были необыкновенно вкусны. Мы
сидели в рест-хаузе в Африке, на берегу Красного моря и пили армянский
коньяк и московскую водку. Удалось поймать «Маяк». Из темноты слышался неумолчный, ровный и густой шум прибоя.
Все было тихо, а прибой шумел. Казалось, море жило собственной жизнью, не
зависящей ни от земли, ни от ветра. Только мы зависели от них – моря, земли
и ветра – вместе взятых, от порожденного ими человечества, которое добавило
тьму совершенно иных, социальных трудностей на Земле. Однако сейчас
казалось, что все трудности позади. Уют
и шум моря, кулинария и «Московская», отсутствие ветра и звезды в
море и на небе умиротворили нас.
Сегодня утром (25 февраля) за нами
прислали газик, мы забрались в него и покатили в маленькую бухточку, в 8 км
к северу от Мерса-Аляма. Шоссе узковатое, но в общем отличное. Справа все
время море. Утром оно спокойно. Даже прибой еле-еле слышен. Потом вдруг как
выстрел из пушки – это волна хлопнула, внезапно заполнив пустую камеру в
коралловом рифе. И снова тишина. Бухта очаровательна. Мелкая вода над рифом
белесовата. Синим клином заходит сквозь риф глубокая вода. Дно бухты
песчаное. Она соединяется с открытым морем, это не лагуна. Мы вырываем друг
у друга маски и трубки, торопливо напяливаем нехитрое снаряжение, ныряем ...
и попадаем в сказочный мир, описать который никто не в состоянии, ибо мы
привыкли к краскам на воздухе, а все краски моря на воздухе блекнут.
Я убедился, что даже фильмы Кусто не в состоянии передать всю сказочную
феерию красок и форм подводного мира. В час мы вернулись домой, а к вечеру
уже были на месторождении Абу-Хрук…
Вчера мы приехали в Мерса-Алям на свой
первый выходной день. Порядок таков. Работаем неделю. В четверг около 3
часов дня выезжаем в Мepca-Алям (у мусульман выходной день – пятница). Мы
успеваем еще покупаться, подоставать ракушек и кораллов, пообедать. Вечером
слушаем приемник, чешем языки и т. д. В пятницу после завтрака едем в бухту,
купаемся до часу дня. Затем обед, отдых и в 3–4 часа дня выезжаем в лагерь.
Езды около 2 часов (100 км).
Итак, первый выходной. Я проснулся между 5
и 6 часами утра. Тишина. Все храпят бессовестно. Все пространство какое-то
мягкое: воздух вокруг и еще что-то, какая-то неуловимая эманация моря
смягчает все. Лагуна как зеркало, да и само море спокойное. Прибой, однако,
шумит, не умолкая. На фоне монотонного гула прибоя раздаются отчетливые
всплески, глухие удары, взрывы – это отдельные волны внезапно врываются в
бесчисленные отверстия кораллового рифа, сжимают воздух, а когда он находит
выход, резко заполняют пустоту – хлюп! или бумм!
Окраска моря и лагуны
равномерная, белесая, небо точно такое же, но это длится недолго. Появляются
бледные краски, все небо розовеет, алеет все гуще и гуще. Дымка разгоняется,
собирается в рваные, мокроватые облачка, но бояться нечего – дождя здесь
никогда не бывает. И вот выкатывается солнце, ветер свежеет, море темнеет, и
постепенно дальняя его полоска приобретает синий, густо-синий,
ультрамариновый и, наконец, просто черный цвет. Волны оживляются, порывы
ветра доносят глухой рев усилившегося прибоя, и вдоль всего рифа возникает
пенистая полоса. Взлетают отдельные протуберанцы всплесков, вода и пена
взмывают вверх, отсюда это кажется безобидным, все скрадывается расстоянием,
сами же волны, конечно, огромны (все как с протуберанцами на Солнце!).
Морская стихия – эта огромная масса воды,
вечно находящаяся в движении, эти всплески волн по 5 м, вздымающиеся шутя,
как бы нехотя, лениво – враждебна по отношению к другим стихиям: ветру,
земле и даже к жизни, которая так и кишит в этой воде. Враждебна жизни, хотя
является матерью для нее и колыбелью, и человеку, который тоже невидимыми
узами связан с морем. Не найдется ни одного человека, кто мог бы остаться
равнодушным к морю, в ком море не разбудит
какие-то стихийные, не контролируемые разумом силы, и древние воспоминания
взволнуют его порой до последней степени.
Пока все спят, подостаю-ка я ракушек! Вода
кажется холодной, но затем быстро к этому привыкаешь. Солнце еще не так
высоко и поэтому в воде темновато. Но пока я плаваю у берега, а затем
перебираюсь на плоский риф посреди лагуны, солнце заметно поднимается, и
глубины моря светлеют, наливаются яркими красками. Берег моря песчаный.
Пройдешь по нему несколько метров и попадешь на такое же песчаное дно, но
заросшее водорослями и поэтому немного илистое. Дно источено крупными и
мелкими отверстиями, у которых неподвижно стоят сероватые, полупрозрачные и
немного колючие растрепанные рыбешки, которые при приближении к ним
молниеносно прячутся в дырки, поднимая небольшие облачка мути. Далее дно
погружается круче, водоросли становятся длиннее и гуще, но потом все это
резко обрывается и начинается песчаная равнина, усеянная бесчисленными
холмиками, от мелких до метровых бугров. Становится все глубже и глубже. Невдалеке
от берега попадаются небольшие плоские плиты рифа, вокруг него резвятся
многочисленные рыбешки. Песчаная равнина и пространство вокруг холмиков
испещрены следами движения моллюсков. А вот и сами раковины! Переворачиваю
несколько штук – обычные, не очень красивые, но все же в воде их коричневый
глубокий и сочный цвет радует глаз. Пересек всхолмленную равнину и попал на
риф в середине лагуны. Он ровный с отдельными кустами и грудами кораллов.
Бесчисленные дыры, в которые вплывают и из которых выплывают рыбы.
Количество и расцветки кораллов и рыб ошеломляют. Глаза разбегаются, не
можешь сначала собраться с мыслями и систематизировать впечатления.
Понемногу разбираешься во всем этом разнообразии, но с далекого берега уже
машут на завтрак.
После завтрака – бухта. После обеда и
короткого отдыха – в лагерь. Вчерашний праздник (8 марта) праздновали
сегодня. Никаких подарков женщинам не привезли. Спесиво полагали, что сами
мы – самый хороший подарок для них. Осмотрели коллекцию ракушек. Мое
семейство явно отстало от других, у тех есть уже и лимы, и пектены, и
тонкостенные невзрачные снаружи, но неожиданно фиолетовые изнутри раковины,
и обычные толстостенные раковины моллюсков, но только не
красновато-коричневые, а розоватые и лимонно-желтые изнутри, колючие сверху
пудреницы, очень тяжелые и грубоватые, а внутри – гладкие, нежные, зеленые и
розовые.
Вечер прошел весело. Ужин был
великолепный, всегда Хасан сделает что-нибудь из ряда вон выходящее, а на
этот раз он сделал тончайшие рулеты из мяса. Все это так замечательно шло с
салатом, помидорами, пивом, специально доставленным из Кусейра, что все были
в восторге. Но Хасан не был простым дамским угодником. Он держал женщин на
довольно скромном рационе, следя за их фигурами, и экономил на мясе,
приговаривая, что скоро приедут мужчины, измученные работой в пустыне, и
встретить которых с наивозможной щедростью является делом чести не только
его, но и всего населения рест-хауза. К тому же из 6 бутылок пива только
одна оказалась прокисшей.
Мы спали как боги.
Однако морская сказка очень быстро кончается, и мы снова бросаемся через
пустыню на своих уазиках, или джипах, как их здесь величают арабы. Мимо
проносятся сягары (колючие деревья из семейства акаций), мелкие дюны и
отдельные скалистые гривы, слева все время маячит коричнево-синий хребет
Мигиф-Хафафит. На ровных песчаных вади – сухих руслах – машины развивают
предельную скорость. И вот вдали возникают зубчатые очертания горного
массива Гебель Абу-Хрук. Он же – миллионы лет назад потухший вулкан, он же
(после того как над ним поработали время, ветры и другие силы природы и
обнажили жерло вулкана) – кольцевой комплекс, и он же – месторождение
нефелиновых сиенитов, которым мы должны дать оценку как сырью для
производства глинозема. Гора вырастает с каждым мгновением, загораживает
весь горизонт, и вот мы въезжаем в жерло вулкана, превратившееся в
безобидную равнину, на которой стоят наши белые палатки, напоминающие шатры
Чингис-Хана. Кончается пора первых впечатлений и начинается трудная
повседневная жизнь.
« назад, в читальный зал