Бирюков Александр

ДВЕ КОЛЫМЫ ВЯЧЕСЛАВА ПАЛЬМАНА

     Впрочем, их можно насчитать и три, потому что у писателя Пальмана есть еще повесть «Кратер Эршота» (1958 г.) и в ней тоже дело происходит на Колыме. Но ситуация здесь оказывается совершенно доисторическая – Станислав Бахвалов в недавней юбилейной заметке к 90-летию писателя («Магаданская правда», 26.03.04) справедливо указал на перекличку этого пальмановского сюжета с обручевской «Плутонией».
     Нас же, в силу привязанности к исторической теме, будут интересовать два колымских романа Пальмана, в которых эта историчность так или иначе присутствует – «За линией Габерландта»
(1962 г.) и «Кольцо Сатаны» (1991 г.).
     Первый из них начинается как римейк знаменитого жюль-верновского «Таинственного острова»: четверо государственных преступников еще в царские времена оказываются выброшенными на пустынный Охотский берег и, поскольку выброшены они с баржой, набитой всякими полезными материалами, создают здесь факторию, которая, с одной стороны, пытается наладить земледелие за «линией Габерландта», то есть там, где по расчетам датского ученого оно невозможно, и с другой – вести справедливые отношения с коренным населением.
     Роман густо начинен приключениями, длящимися лет тридцать пять, то есть уже (и большей частью) в годы Советской власти, в период Дальстроя. Но тщетно читатель станет искать в солидном томе какие-то реальные и характерные черты деятельности этой организации (которая названа в романе, правда, несколько иначе, но все равно легко угадывается, тем более что другой здесь просто не было) или обстоятельства судьбы самого автора, который прожил на Колыме около десяти лет, в том числе и два с лишним года в качестве заключенного, – ничего из искомого наш добросовестный читатель не обнаружит.
     Да и как обнаружить, если о силах, приведших его на Охотское побережье, автор на первых страницах романа расскажет так: «Мне было чуть больше двадцати лет, когда я оказался во власти всесильной романтики исканий. Скромная профессия агронома не помешала двинуться в дальний путь, и вскоре со своим легким багажом я очутился за тридевять земель – на Дальнем Севере. Почему именно там, и не на юге – никто бы сказать не смог. Может быть, в этом повинны Джек Лондон, которым все мы зачитывались, или полные привлекательности очерки об этой далекой окраине нашей страны, а возможно, и просто романтика – „очертя голову“, та самая романтика, к которой я имел давнюю пристрастность „в некотором роде“».
     Весьма соблазнительно было бы углядеть в этом «обнаружении причин» иронию, а то и ядовитую издевку автора над тем насилием, которое бросило его в трюм дальстроевского парохода, а потом сопроводило и в колымский лагерь… Но едва ли такое иносказание присутствует в приведенном выше абзаце, равно как и во всех последующих описаниях существования героя Пальмана в северном краю. Да что там судьба одного человека – она и впрямь может оказаться любой, в том числе и не без романтической окраски. Но вот судьба целого города, столицы Колымского края, – читаем у Пальмана: «Есть города особой судьбы. Они вырастают как по волшебству. На пустом месте вдруг появляются не домики зачинателей, а сразу целый квартал многоэтажных корпусов, со скверами и парками, с водопроводом, парашютной вышкой, со многими ателье мод первого разряда, с театром, школами-десятилетками. Подобные города вырастают там, где есть перспектива столь заманчивая и столь реальная, что не надо гадать о судьбе на ближайшие десять лет, – она определена сразу на целое столетие и даже больше.
     Именно таков Магадан, город далекий и молодой.
     Он вырос за одно десятилетие. Срок, когда его называли рабочим поселком, сжался до предела. Я увидел Магадан впервые на шестой год после его рождения (отсчет ведется, видимо, от 1931 года, года организации Дальстроя, хотя поселок Нагаево-Магадан появился несколько раньше. – А. Б.). Он уже был городом устоявшимся, со своими традициями и даже со своими пригородами из маленьких индивидуальных домишек с огородами, сараями и курятниками <…>».
     Записному патриоту (а я и себя отношу к их числу), конечно, радостно прочитать всякое похвальное слово в адрес любимого города, но надо же, как говорится, и меру знать. Город с «устоявшимися традициями», увиденный автором первый раз в 1937 году, едва ли мог вызвать искренние положительные эмоции, если честно вглядеться в то не такое уж и далекое прошлое. Разве и тогда не было ясно (а в 1962 году, когда был написан роман «За линией Габерландта», – тем более), по какому именно волшебству растет этот город, его кварталы многоэтажных корпусов с водопроводом и парашютной вышкой?
     Пройдет тридцать лет, и в своем последнем романе «Кольцо Сатаны» Вячеслав Пальман опишет встречу с этим же городом уже совсем в ином тоне:
«В теплом бараке на полтысячи человек они прожили еще около десяти дней. Ходили по зоне, вызывались сами идти за дровами. Вот тогда Сергей (а это все тот же агроном-энтузиаст, только теперь он заключенный. – А. Б.) и увидел город Магадан, вернее, единственную улицу из кирпичных трех-четырехэтажных домов, которая начиналась от перевальчика между парком и бухтой Нагаева и уходила вниз до здания почты, за которым текла речка Магаданка и начинался первый километр Колымской трассы.
     По обе стороны от главной улицы, конечно же, имени Сталина, ветвились боковые улицы из деревянных домов и бараков. Недалеко стояла высокая кирпичная школа, а ниже и правей поднималось новенькое четырехэтажное здание Дальстроя, за которым туманилась морозная низина. Там распластался на многие гектары пересыльный лагерь за колючей проволокой ограждения с мрачными угловыми вышками. Рядом с зоной чернел угрюмо приземистый „дом Васькова“, тюрьма, известная всем как место, откуда не выходят. В тюрьме расстреливали или просто умирали от пыток и голода».
     Дотошный краевед обнаружит в этих двух абзацах немало неточностей. Свои первые километры Колымская трасса отсчитывает не от речки Магаданки, а от морпорта – так утверждал дальстроевский ветеран, ставший со временем хозяином всех колымских дорог А. И. Геренштейн. Думаю, что его сведения более достоверны.
     В октябре 1937 года (а именно в это время оказался здесь герой Пальмана) в Магадане еще не было улицы Сталина – это название получит улица Берзина после ареста директора Дальстроя (точнее – 26 декабря 1937 года), а главной магистралью Магадана уже тогда было Колымское шоссе.
     В четырехэтажное здание Дальстрой (а точнее – ГУ СДС) вселится только через четыре года, в 1941 году, а пока Гострест помещался в двухэтажном доме, стоявшем на том месте, где сегодня завершается сооружение православного собора.
     Неверно указано местонахождение внутренней тюрьмы УНКВД по ДС, «дома Васькова», – она помещалась выше и правее указанного Пальманом места. Нет сведений о том, что в этом помещении производились расстрелы – вероятнее предположить, что они осуществлялись в другом месте. Нет сведений и о том, что заключенные этой тюрьмы умирали от голода. Условия там, несомненно, были жуткие. Применялись пытки. Но и утверждать так категорично, как это делает Пальман, что никто из этой тюрьмы не выходил, было бы неверно. Еще в феврале 1938 года по личному распоряжению начальника Дальстроя Павлова из этой тюрьмы был освобожден бывший технорук прииска «Штурмовой» К. К. Сараханов (об этом есть и в романе Виктора Вяткина «Человек рождается дважды»), в августе того же года – журналистка Х. И. Пронина (я писал об этом в очерке о Валентине Португалове). Позднее, уже в бериевскую «оттепель», про­изойдет едва ли не массовое освобождение из «дома Васькова» подследственных, в числе освобожденных будет и только что названный А. И. Геренштейн.
     Но важнее всех этих уточнений мне кажется кон­статация явной «мобильности» воззрений автора на один и тот же объект: в шестидесятые годы, в то время, когда Вячеслав Пальман работал над романом «За линией Габерландта», писать о сталинских репрессиях было не то что рискованно, но довольно бесперспективно (но писали ведь! и имена тех авторов до сих пор на слуху…), а вот на романтику спрос был велик – и вот вам романтически-приключенческое повествование о Колыме. Че­рез тридцать лет ситуация резко изменилась: теперь все можно! И в ход пошла не только правда истории (до нее еще нужно было докопаться!), но и откровенные и вполне конъюнктурные «страшилки». В этом новомодном духе и написана большая (по крайней мере, первая) часть романа «Кольцо Сатаны».
     «Хорошо бы, – заканчивает указанную выше юбилейную заметку Станислав Бахвалов, – переиздать романы Вячеслава Пальмана (имеются в виду «За линией Габерландта» и «Кольцо Сатаны». – А. Б.), собрав их в однотомник. Книга, несомненно, пользовалась бы спросом. Проблема, как обычно в нынешнее время, – в отсутствии средств. А жаль…».
Проблема, мне кажется, все-таки в другом: как поместить под одну обложку два произведения, дающие прямо противоположные оценки одному и тому же периоду нашей истории, одному и тому же объекту, не вызвав при этом хотя бы легкого помешатель­ства у читателя? И что он, этот читатель, справившись с недомоганием, будет думать о писателе, способном на такие вот кульбиты? Разве что воспользуется емким определением историка А. Г. Козлова – «Его фантазии питала Колыма». Подчеркну это слово – «фантазии».
     К статье Козлова, опубликованной в той же «Магаданской правде» 9.04.04, я еще вернусь, а пока могу вспомнить, что первую в Магадане «юбилейную» статью о В. И. Пальмане опубликовал автор этих строк. Случилось это десять лет назад, накануне 80-летия Вячеслава Ивановича (Вечерний Магадан. – 1994. – № 10, 11 марта), статья называлась «Вышедший из лагеря…». В моем распоряжении было тогда не так много сведений, да и не все они оказались достоверными, поэтому тех, кого интересуют подробности жизненного пути В. И. Пальмана, я отсылаю к указанной выше статье А. Г. Козлова.
     Для себя же выделю то обстоятельство, что на своем жизненном пути Вячеслав Иванович попеременно существовал как бы в двух лицах: агронома и литератора. Вот как это получалось: закончив в девятнадцать лет, в 1933 году, Боровский сельскохозяйственный техникум и получив работу по специальности, уже в следующем году Пальман становится собкором, а затем и зав. сельхозотделом газеты «За коллективизацию» Московского комитета ВКП(б). Через два года он возвращается к профессии агронома, но одновременно учится на заочном отделении Ленинградского коммунистического университета журналистики.
     Большую часть своего весьма недолгого срока наказания (три года лишения свободы за КРА по постановлению Особого совещания НКВД СССР от 3.03.37) Пальман провел на сельхозработах. На агрономических должностях в совхозах Дальстроя он продолжит работу и после освобождения, случившегося 3 марта 1940 года. Но и журналистику не оставлял.
«Его упорство и настойчивость, – пишет А. Г. Козлов о научных исследованиях Пальмана на Колымской опытной станции, – давали самые положительные результаты, которые он пропагандировал на страницах газет „Стахановец“ и „Советская Колыма“. Здесь же печатались советы В. И. Пальмана работникам Дальстроя (надо полагать, по сельскохозяйственной части. – А. Б.), рекомендации по хранению продукции овощеводства, изготовлению различных консервов, маринадов и т. п.».
     По словам Пальмана, в мае 1945 года он получил предложение начальника Политуправления Дальстроя И. К. Сидорова перейти на постоянную работу в редакцию газеты «Советская Колыма»,
но решил все-таки пока остаться агрономом. «Краткая литературная энциклопедия» сообщает, что агрономом Пальман проработал в «колхозах и совхозах» в общей сложности более двадцати лет.
     В 1950 году Пальман с семьей перебирается на Кубань, и здесь, спустя короткое время, одна за другой появляются его книги: «В нашей станице» (1955 г.), «Раздоры на хуторе Вишняки» (1956 г.), «События на хуторе Вишняки» (1958 г.), «Судьба моих друзей» (1958 г.), «Река выходит из берегов» (1959 г.), «На берегу Кубани» (1964 г.)… А всего, пишет А. Г. Козлов, Пальман опубликовал «более тридцати книг художественной прозы». Сверх того была еще, как сообщил мне в письме Вячеслав Иванович, трехлетняя работа в должности специального корреспондента газеты «Советская Россия».
     Наша переписка возобновилась весной 1991 года (а началась она еще в далеком 1980-м, в связи с изданием в Магадане повести «Кратер Эршота»), когда я пытался оказать протекцию Вячеславу Ивановичу в публикации глав из романа «Кольцо Сатаны» в альманахе «На Севере Дальнем». Правда, альманах в тот же год перестал выходить, однако казалось, что перерыв этот временный и будет он недолгим. Очень хотелось верить в это, но на деле все оказалось иным: издательство все более и более теряло силы, пока не прекратило свое существование, и возобновление альманаха, уже на другой основе, произошло лишь через десять лет.
     В 1994 году мне удалось заинтересовать последним романом Пальмана редакцию газеты «Вечерний Магадан», и вслед за юбилейной статьей «Вышедший из лагеря…» в четырех номерах газета публиковала главы из «Кольца Сатаны».
     Спустя несколько лет судьба еще раз свела меня с этим романом. В июне 1997 года я снова – на недолгое, правда, время – вернулся в Магаданское книжное издательство – завершалась работа над книгой «За нами придут корабли…», и в полуразрушившемся уже тогда книжном издательстве не осталось ни одного редактора. Через месяц, в июле того же года, Вячеслав Иванович выслал рукопись в Магадан.
     Теперь я мог познакомиться с романом в полном объеме (до того в моем распоряжении был лишь отрывок из него, опубликованный в московской газете «Деловой мир»). Роман меня сильно разочаровал, и об этом я без обиняков в конце августа – начале сентября (даты на черновике письма нет) написал автору: «Дорогой Вячеслав Иванович! Простите, что с некоторым опозданием, но извещаю Вас о том, что роман „Кольцо Сатаны“ издатель­ством получен и мною прочитан. Конечно, это большой и значительный труд, может быть, даже очень большой – по объему, осилить который нашему издательству было бы чрезвычайно трудно, а в настоящий момент – и просто невозможно.
     В романе немало подлинных, реальных примет того времени и тех событий на Колыме, но есть и немало суждений ошибочных, коль скоро автор основывался на слухах, легендах, а доступ к документам был закрыт.
     К числу самых заметных ошибок принадлежит идеализация личности Э. П. Берзина (ведь расстрелы на Колыме случались уже с 1933 года, а Тройка УНКВД по ДС начала свою расстрельную практику в августе 1937 года – за три с половиной месяца до отъезда Берзина). Совершенно неверно Вами представлен Гаранин – не был он членом Тройки, нет никаких документов о его участии в расстрелах (руководителями и исполнителями этих акций были совсем другие люди – из УНКВД, а не УСВИТЛа), Сперанский – нач. УНКВД – никогда не работал в Севвостлаге (в апреле 1939 года он был арестован и этапирован в Москву, где в 1940 г. был осужден к ВМН).
Неверны сведения об общем количестве заключенных на Колыме: у Вас – за пять лет, с 1933 по 1938, было доставлено более 740 тыс. человек, тогда как по документам за весь период существования Дальстроя по 1955 год включительно было доставлено около 780 тыс. человек, причем массовый завоз осуществлялся и с 1944 по 1949 годы. То же и о потерях – умерших и погибших. Вы пишете о том, что в зиму 1940–1941 гг. на Колыме погибло 140–180 тыс. человек, тогда как общая сумма умерших и погибших на Колыме за все годы Дальстроя (3-й архив) составляет 128 тыс. человек. Тоже очень много, но совсем не столько, сколько Вам представляется.
     Эти замечания я мог бы еще длить и длить. Однако не вижу в том необходимости, т. к. эти и многие другие ошибки были просто неизбежны в силу названной выше причины.
Весьма уязвим и сюжет романа, а точнее – главная его линия: судьба Сергея Морозова, уж до того она благоприятна, до того Сергей находчив, удачлив, деловит и т. д., что с какого-то времени перестаешь верить в реальность всей этой истории.
     Мне кажется, что было бы гораздо интереснее, если бы Вы, отказавшись от вымышленных конструк­ций, без всяких романных и повествовательных условностей рассказали бы, как это все было с Вами и реальными, с их настоящими, именами и фамилиями людьми.
     Именно такую историю я ждал и жду от Вас. А с этой рукописью, я боюсь, мы уже ничего не сумеем поделать – и в связи с ее объемом, и в связи со всеми этими замечаниями.
     При всем при том я думаю, что живи мы в более сносных финансовых условиях, мы бы все-таки рискнули напечатать Ваш роман (исправив очевидные ошибки), так как, повторю, ценного в нем содержится немало. Но сегодня нам не до такого – широкого – подхода. Сегодня мы можем печатать лишь самое-самое необходимое.
     Согласитесь ли Вы на то, чтобы Ваш роман подождал у нас в издательстве наступления иных времен, или хотите, чтобы мы его вернули Вам сейчас – сообщите. Как скажете – так и сделаем.
Всего Вам доброго и не сердитесь на меня».
     В ответе, полученном издательством 21.09.97, Вячеслав Иванович писал: «Ваше письмо, уважаемый друг, с известием о получении рукописи „Кольца Сатаны“ сняло с моей души тяжесть потери этого большого труда. И мы с Вами можем разговаривать о работе с рукописью.
     Много событий страшных лет были получены мною из разных источников, в том числе – слухов. Немало рассказов о том же я слушал из уст людей, прошедших лагерные годы; эти разговоры были, конечно, и явные, и искаженные, мне трудно было отсеять истинное от наносного, отсюда – цепь ошибочных картин, домыслов. Рядом с ними – увиденное своими глазами, услышанное от людей (здесь и далее подчеркнуто автором. – А. Б.), переживших злые месяцы и годы.
     Но главное, что стало костяком рукописи – было и остается – личные мои переживания – все увиденное и услышанное от людей, как и я, прошедших страшные годы. Что-то от таких источников было ошибочно, что-то приукрашено, но основа написанного в романе – мои переживания – не из числа придуманного.
     И основа-то событий – это явь. Страшная и живая. Явь, которая и ныне, временами, не дает покоя душе.
     „Кольцо Сатаны“ – роман. Несомненны в нем и достоверность, и приблизительность услышанного, ошибочного. Вы это сразу отметили, и загорелись разобраться – где истина и где вымысел. Спасибо. Так, наверное, и надо. Я благодарю Вас за помощь в очистке романа от вымыслов. И если найдется издатель для „Кольца Сатаны“ – я буду помогать ему в этом обязательном труде. Истинного, пережитого, увиденного мною – хватает – без всяких добавок!
     Наступления „других времен“ не будет, поэтому у меня один выход, одна просьба: верните рукопись. Вы уже сделали доброе дело, указав автору многое ошибочное, от чего надо избавиться.
Вот этим я и займусь в свободное время, которое и у меня случается. А дальше – видно будет, загадывать наперед мне в мои 84 года не следует».
Представляя ныне читателям автора и первую часть романа «Кольцо Сатаны», его издатель и редактор И. А. Паникаров, председатель Ягоднинского общества «Поиск незаконно репрессированных» (кстати, В. И. Пальман умер не в 1995 году, как пишет здесь Паникаров, а, по сообщению А. Г. Козлова, 20 марта 1998 г.), приводит слова дочери Пальмана Т. В. Кружковой:
«Папа рассылал части и главы романа по разным издательствам и журналам. Когда-то даже отсылал книгу и в Магадан. Рукопись вернули с замечаниями и предложениями, но у папы уже не было сил работать над ней. Я предлагала издателям распоряжаться рукописью на их усмотрение, но ответа так и не получила…».
     Мне о письме Татьяны Вячеславовны в Магадан ничего не известно – может быть, потому, что пробыл я тогда, повторю, в издательстве недолго и через три месяца после того, как было получено последнее письмо от В. И., я там уже не работал.
     «Жаль, конечно, очень жаль, – сокрушается теперь И. А. Паникаров, – что магаданские литераторы не сочли нужным „повозиться“ с рукописью. В книге ведь речь идет о Колыме: совхозах „Дукча“, „Эльген“, „Сусуман“, поселках Дебин, Спорное, Оротукан, Ола, Тауй и других…».
     Выше я уже говорил о бедственном положении магаданского издательства в тот период – взяться за серьезную работу над рукописью Пальмана оно просто было не в состоянии. Поэтому упрек
И. А. Паникарова «магаданским литераторам» не могу считать справедливым.
     Свое обращение к читателю издатель Паникаров заканчивает следующей фразой:
«Книга „Кольцо Сатаны“ вышла в том виде, в котором была тайно написана автором еще в 70–80-е годы, без каких-либо изменений и дополнений со стороны издателя».
     Уточним: роман «Кольцо Сатаны» был закончен в 1991 году. Об этом Вячеслав Иванович писал историку Козлову (А. Г. тогда же разрешил мне скопировать это письмо) 4.04.91: «Я только что закончил 600-страничную рукопись с названием „Кольцо Сатаны“. Пока „не пристроил“. 16.05.91 Вячеслав Иванович писал, отвечая уже на мое письмо: „Рукопись романа ,Кольцо Сатаны‘ закончена, обсуждена, получила ,добро‘ рецензента и отдана в ,Сов. писатель‘, где собираются ее печатать в
92–93 годах“». Правда, отправляя нам рукопись несколько лет спустя, 12.07.97, Вячеслав Иванович написал: «Книга написана три года назад», т. е. в 1994 году, но это, вероятно, не более чем описка. В одном из предыдущих писем В. И. Пальман сообщил, что писал роман три года. Следовательно, время работы над романом – 1988–1991 годы. Думаю, что таиться автору в этот период уже не было никакой нужды.
     Отметим уважительное отношение издателя к рукописи – роман опубликован «без каких либо изменений и дополнений». Но вспомним и то, что писал В. И. Пальман в ответ на мои замечания: «Я благодарю Вас за помощь в очистке романа от вымыслов. И если найдется издатель для „Кольца Сатаны“ (а он, как мы видим, нашелся теперь в лице И. А. Паникарова. –
А. Б.) – я буду помогать ему в этом обязательном (подчеркнуто мною. – А. Б.)  труде».
     И. А. Паникаров, завзятый краевед, автор содержательной книги «История поселков центральной Колымы», мог бы внести немало исправлений в рукопись романа. Например, поправить фразу о том, что в 1932 году Э. П. Берзин встретился и поссорился с Ю. А. Билибиным в поселке геолого-разведчиков Ягодном – тогда этого поселка еще не существовало. Северное горнопромышленное управление в 1937 году находилось в пос. Хатыннах и было переведено в Ягодное только в 1941 году. Не было в 1937 году у Дальстроя шести горнопромышленных управлений…
     Никаких замечаний к роману «Кольцо Сатаны» не высказал в статье «Его фантазию питала Колыма» и историк А. Г. Козлов. Возможно, потому, что статья была посвящена юбилею писателя. Мог бы, наверное, из тех же самых соображений, промолчать в данном случае и я.
     Но юбилей проходит, а книга остается. И читатель, далеко не всегда искушенный в подробностях колымской истории, будет воспринимать все написанное в ней с полным доверием. Видимо, хотя бы для того, чтобы предупредить его, что в книге Вячеслава Пальмана «Кольцо Сатаны» не все так, как это было на самом деле, мне и стоило взяться за эти заметки.

« назад, в читальный зал